Джин Литтл - Слышишь пение?

Но солдат из него никакой. Она, Анна, совершенно уверена — маме не о чем беспокоиться.

— Я подумал, может, начнут занятия на пару дней позже, — пробормотал Фриц.

На него никто даже не посмотрел.

Руди принялся насвистывать сквозь зубы, тихонько, но так немелодично, что уши хотелось заткнуть. Он высоко поднял голову и уставился в пространство. Анна повернулась в ту сторону, но разглядела только белеющие занавески и утренний свет за окном. Конечно, у Руди зрение намного лучше, в очках она или нет, но брат, похоже, просто смотрит в никуда, так же, как свист его не складывается ни в какую мелодию.

— Пойду приготовлю завтрак, — предложила Гретхен, она никогда не забывала обязанностей старшей дочери. — Ты, наверно, проголодалась, мама?

Мама, казалось, и внимания на нее не обратила, продолжала глядеть на молчащее радио.

— Эрнст, — наконец выдавила она, — а вдруг это ошибка?

— Ты сама все слышала, Клара, — просто ответил папа.

— В голове не укладывается, — пожаловалась мама.

— Я тебе помогу, Гретхен, — сказала Фрида, когда сумела, наконец, отвести глаза от маминого лица.

Старшие сестры медленно направились в сторону кухни. Им не хотелось бросать мать в таком состоянии, но и оставаться в гостиной было неуютно. Неловкость и беспомощность — вот что они ощущали. Анна знала — ее саму обуревали те же чувства.

"До чего странно мы говорим, будто воздуха не хватает. У всех, наверно, одно и то же. Горло перехватывает, и слова такие огромные — не пролезают в узкое отверстие и оттого звучат необычно".

— Умираю с голоду, — заявил Фриц, его-то голос не изменился ни чуточки. — Ты уж приготовь побольше, Гретхен. Может, яичницу с колбасой?

— Вообще-то я собиралась готовить завтрак маме, а не тебе, — возразила Гретхен, но при этом благодарно улыбнулась брату. Он двинулся за ней, явно рассчитывая на завтрак.

— Я помогу, — внезапно вызвался Руди.

Не дожидаясь ответа сестер, он тут же вышел из комнаты. Три девочки и мама с одинаковым изумлением уставились ему вслед. Хотел этого Руди или нет, но ему удалось вывести маму из полуобморочного состояния.

Папа хмыкнул, потом глубоко вздохнул.

— Да, пусть поможет. Он просто не знает, что с собой делать. Началась его первая война. Вы помните, конечно, у нас с мамой уже была одна война. Мы тогда познакомились.

Тут даже мама рассмеялась.

— Ты казался таким напыщенным в форме, — поддразнила она отца. — Прямо молодой павлин, да и только.

— Зато ты передо мной не устояла, — напомнил папа. — Не ты одна, но тебя я пожалел.

Мама легонечко стукнула папу.

— Пожалел, да, — рассмеялась она. — Помнится, кто-то меня на коленях умолял, да и все эти дети — от моей жалости к тебе.

Смешная перепалка помогла, старшие девочки, а следом и Фриц, отправились на кухню. Анна, оставшись с родителями одна, глазам своим не верила. Минуту назад сестры заливались слезами, а теперь смеются — и чему, тому, что отец идет на фронт.

У Анны колени подгибались от страха. Папа на войне!

— Папа, — еле выговорила девочка, — папа…

Ей не было нужды продолжать. Он повернулся и — о чудо! — ответил на невысказанный, но такой ужасный вопрос.

— Детка, мне уже сорок восемь, и у меня пятеро детей. Никто не пошлет меня воевать.

— Как такое может прийти в голову! — закричала мама. — Эта война не имеет к тебе никакого отношения! Сражаться против своего отечества? Гитлер — просто сумасшедший! Скоро немцы поймут, куда их завели, придут в себя, и тогда все кончится.

Папа вскочил и крепко взял маму за руки:

— Клара, успокойся, Анна ничего такого не имела в виду.

Он увел маму из комнаты, не обернувшись, не поглядев на дочку, не успокоив ее даже взглядом. Анна услышала дрожащий мамин голос:

— Эрнст, нам надо узнать… У Тани все в порядке?

Тетя Таня! Глаза девочки скользнули по каминной доске — там стояла фотография, снятая давным-давно, перед домом в Гамбурге, в день рождения дяди Карла, ему тогда исполнился двадцать один год. Дядя Карл стоит ужасно прямо и гордо, точь-в-точь Руди, хотя на карточке в возрасте Руди снят папа. Тете Тане, младшей, только пятнадцать.

Симпатичный подросток на фотографии ничуть не похож на тетю Таню, какой она запомнилась Анне. Девочка очень ее любила, тетя занимала большое место в их жизни, пока они не уехали из Франкфурта. Тетя Таня, веселая толстушка, любила посмеяться, она неуловимо напоминала папу и вслед за ним выделяла Анну, гадкого утенка среди остальных братьев и сестер.