Иван Шевцов - Любовь и ненависть

— Нестареющая.

Одно слово, а сколько в нем приятного. Когда я надела черное платье с белым горностаевым воротничком, Катюша вдруг сказала:

— Мамочка, ты самая-самая красивая.

Я взглянула на свою дочурку и смутилась. Откуда такая необъяснимая неловкость поселилась во мне, такое ощущение, точно меня подозревают в чем-то недостойном? А тут еще мама напомнила не без тайного смысла:

— Ты Андрея предупредила?

— Нет. Сейчас позвоню, — ответила я со странной раздражительностью, которой даже сама потом застыдилась.

Андрей отнесся к моему сообщению вполне доброжелательно: для ревности у него не было никаких оснований.

В зал имени Чайковского я приехала за полчаса до начала и сразу пошла бродить по полукруглому фойе в надежде разыскать Василия. В моем взбаламученном мозгу с приятной навязчивостью звучало сказанное им одно слово: «нестареющая». Теперь оно приобретало, как мне казалось, какой-то глубокий и тайный смысл. Нестареющая… Беспокойным и в то же время рассеянным взглядом я шарила по фойе, то и дело натыкаясь на любопытные взгляды женщин и еще чаще на нескромные взгляды мужчин. Поглощенная одним-единственным желанием — поскорей увидеть Василия, — я никого и ничего не замечала. Неожиданно возле меня оказался с улыбкой во все лицо Ларионов.

Спросив о Василии, он тотчас же достал два пригласительных билета на банкет, который сразу после концерта устраивался в честь знаменитых артистов тут же в буфетном зале.

— Что вы за человек, Аристарх Иванович. Вы в самом деле все можете, — сказала я, поблагодарив его за билеты. — Но с какой стати мы — на банкет? Кто нас приглашает?

— Я, — сверкая глазками, заулыбался Ларионов. — А разве вам не интересно посмотреть мировых знаменитостей за рюмкой вина, так сказать, в узком кругу?

— Ну, разумеется, любопытно. Только, право, я не знаю… Как к этому отнесется Василий Алексеевич.

— Я уверен, что положительно, — оживленно подхватил Аристарх Иванович. — А потом… потом он должен считаться с вашим желанием, предупреждать и исполнять все ваши капризы. Я завидую ему… Вот он, легок на помине. — И, уже обращаясь к подошедшему Шустову, заговорил, чтобы опередить меня: — Ну и дама у тебя, Василий Алексеевич. Верх скромности. Я дал ей для вас два билета на банкет после концерта, так она знаешь что сказала? С большим, так сказать, удовольствием, да вот как на это, мол, посмотрит Василий Алексеевич.

— Вы все извратили, Аристарх Иванович, — перебила я, чувствуя, что Василий не понял смысла слов Ларионова. Постаралась объяснить. Василий ничего против банкета не имел: банкет так банкет. Вообще мне он показался сегодня каким-то мягким, покорным, сговорчивым. И улыбка его была легкая, ласковая, и голос добрый, какой-то шелковый, без присущих ему ноток металла и категоричности. Когда Ларионов отошел от нас, Василий, посмотрев на меня долго, внимательно, произнес с той задушевной теплотой, с которой произносят первое признание:

— Ты знаешь, Ирина, что ты есть сегодня? Ты светлая, чистая память нашей юности. Правда… Женщина, победившая время… Ну ладно, пойдем искать свои места — уже, кажется, второй звонок.

Места у нас были отличные. Зал битком. Много молодежи. Пожалуй, больше половины. Все как-то взволнованно насторожены в предвкушении необыкновенного. Ждали чуда. Оно явилось на сцене в образе уже немолодого лысеющего человека, сутуловатого, но энергичного, с крупными чертами лица и глазами навыкате. В руках он держал поблескивающую перламутром гитару.

Забегая немного вперед, скажу несколько слов о Луиджи Ваншенки, хотя бы то, что рассказал нам о нем в антракте Аристарх Иванович. Последние пятнадцать лет Луиджи жил в Китае, создал там национальный эстрадный оркестр, в котором все, исключая самого руководителя, были китайцы. Да и себя Луиджи считал китайцем и писал свое имя "Ван Шен-ки". Года два назад китайцы, обуреваемые патриотическим, а по сути дела, шовинистическим угаром, предложили Ван Шен-ки, впрочем, как и многим другим «нетуземцам», покинуть страну. Мол, у нас достаточно своих национальных кадров, чтобы делать пролетарскую культуру.

Держался Ваншенки на сцене свободно, уверенно, я бы даже сказала, слишком самоуверенно.

— Манеры гения, — шепнул мне Василий и усмехнулся, впрочем незлобно.

Зато Эльза держалась очень скромно, просто, с застенчивостью девушки, только что окончившей среднюю школу. В коротеньком платьице, хрупкая, длинношеяя, с тонкими чертами лица, с которого не сходила обворожительная улыбка, она сама по-русски объявила номер и этим еще больше расположила к себе зал. Ларионов сообщил, что родители Эльзы — выходцы из России, хотя сама она приехала в нашу страну впервые. Сначала она спела одну песенку под гитарный аккомпанемент Луиджи Ваншенки. Затем две песенки они пели дуэтом, потом снова пела одна.