Иван Шевцов - Любовь и ненависть

Я невольно вздрогнул: это дочь адмирала Пряхина подкралась ко мне и внезапно щелкнула фотоаппаратом. Глаза ее излучали счастье и озорство. Она была переполнена хорошим задором.

— Давайте фотографироваться; — предложила девушка. — Сначала я вас вдвоем сниму. Потом Андрюша снимет меня с Маратом, потом Марат — Андрюшу со мной.

Немного удивленный и обрадованный тем, что девушка назвала меня как-то по-домашнему, Андрюшей, я признался, что никогда еще не держал в руках фотоаппарата. Мне объяснили, что это совсем просто, навели, настроили, оставалось только нажать кнопку, что я и сделал.

Сверху послышался голос адмирала Пряхина: звали нас. Ира и Марат пошли на зов, я же остался на камне У самого обрыва: мне жаль было так быстро расставаться с морем.

Марат и Ира уже поднялись на гору. Я снова услышал голос адмирала:

— А где же Ясенев?

— Там, у моря, сидит, — с готовностью ответил Марат.

— Кликните его, пора к столу.

— Мы звали. Он не слышит: морем увлекся, — весело щебетала Ира.

— Что значит не слышит? — с поддельной строгостью заговорил адмирал Инофатьев. — Скажите — адмирал приказал.

Я встал с камня и по крутым ступенькам, выдолбленным в глиняном обрыве, стал подниматься в гору. Ира и Марат шли мне навстречу, они были еще наверху, невидимые мной, но приглушенные голоса их долетали до моего слуха.

— Странный он, смешной, — простодушно говорила Ира, очевидно, в мой адрес.

— Вот не нахожу, — добродушно возразил Марат и прибавил: — И, наверное, способный.

Мне стало не по себе, захотелось сию же минуту уехать в Ленинград.

— Курсант Ясенев, вы что ж это отстаете от коллектива? — пожурил меня адмирал Пряхин.

— Загляделся… на море, — неловко пытался оправдаться я.

— Море, друг мой, не картина Айвазовского, на него не заглядываются, — мягко поучал Пряхин.

— На картине оно совсем не такое, — робко заметил я и в замешательстве оглянулся.

Пряхин остановился, обернулся к морю. Солнце, багровое, сочное, подожгло западную сторону неба и теперь купалось в позолоченных им же волнах. Пряхин, сняв фуражку, постоял молча минуты две — я не видел его лица, — затем повернулся ко мне и задумчиво сказал:

— Ты, пожалуй, прав: на картинах такого моря нет. — Он надел фуражку, застегнул пуговицы белого кителя, добавил уже другим, деловым тоном: — А теперь пойдем перекусим.

Я наотрез отказался, сказав, что мне надо уезжать.

— Почему? — он поднял удивленные глаза и нахмурился. — Вы что, поссорились?

И он посмотрел на меня так, словно в чем-то подозревал. Трудно было обмануть этот проницательный взгляд. Я ответил, что там, в училище, меня дожидается земляк. Будет волноваться. Адмирал озадаченно покачал головой и сказал, что его шофер отвезет меня.

Ира, прощаясь, многозначительно пообещала:

— А карточки получите через пять лет. Я сама вам вручу. — Она протянула маленькую тонкую руку, и на лице ее мелькнула вроде бы виноватая улыбка.

Неужели она догадалась, что я слышал разговор обо мне?

Высокая, стройная, она стояла у калитки и смотрела на меня. Я захлопнул дверцу. «Победа» рванулась. Синее платье с белым бантиком мелькнуло у калитки и растаяло. Мне стало грустно. Через пять лет она передаст мне карточки. Прикинул в уме — тысяча восемьсот дней. Почти вечность!

…Но вот пролетели эти пять лет и уже не кажутся вечностью. Я видел море и корабли, я плавал в штормовую погоду. Эти годы сделали меня моряком. Я, наверное, очень изменился — я сужу об этом по Марату: он сильно возмужал и окреп, сделался каким-то другим, совсем непохожим на того юношу, которого я встретил пять лет назад.

Меня и Марата называют друзьями. Я иногда спрашивал себя: так ли это на самом деле?

В Марате есть что-то подкупающее, но оно не совсем определенное, какое-то расплывчатое, туманное, именно «что-то». В нем много пыла, самоуверенности, решительности, но иной раз кажется, что все это в нем случайное, занесенное на короткое время. На людей он смотрит словно бы с недоверием. К моему другу Валерке Панкову относится снисходительно. Со мной держит себя на равной ноге, вроде побаивается меня, как это ни странно звучит. Валерка говорит, это оттого, что я ему нужен, что без меня он бы пропал. Я так не думаю: Марат не из тех людей, которые боятся пропасть. Я иногда вместе с ним занимался, помогал ему. Особенно в последний год. Ходили слухи, что из-за плохой дисциплины выпустят его младшим лейтенантом. Приезжал его отец, о чем-то разговаривал с начальником училища, с председателем государственной комиссии. Все обошлось для Марата благополучно. Многие находят его способным парнем, в характере которого соединились зазнайство и легкомыслие.