Владимир Рыбаков - Тавро

Бриджит кивала головой и растроганно думала: «Давай, старик, ври дальше. Ты будешь притворяться, я буду притворяться — и все будут рады. Давай, давай».

— Надоело мне все это, устал. Деньги у меня еще есть… давай поедем к морю на недельку-другую. Очень уж хочется. А?

— Давай, давай.

— Что?

Бриджит прижала голову этого советского, которого любила, к груди. Она была уверена, что спасет его. «Не дам его».

Она трагически выгнула руки, пробежала пальцами по тяжелому лицу, наклонилась, чтобы скрыть его от мира:

— Конечно. Тебе надо отдохнуть. У нас дачка есть в Вандее, на самом берегу океана. Ты машину водишь?

— Еще во дворце пионеров научили, в армии доучили. Но прав у меня нет.

— Не беспокойся, это я так спросила. Сама буду вести. А в Вандее ты был? Там, знаешь, красиво. Он грустно усмехнулся:

— Нет, не был, но знаю: шуаны, Фротте, Кадудаль, битва при Шоле. Ну и синий террор, маленький, милый, убивавший людей, а не рынок, не товарно-денежные отношения. Понимаешь?

Бриджит не понимала и, в общем, думала, что сам Святослав не понимает того, что говорит.

Он махнул рукой:

— Ладно. Все это ерунда. Спасибо тебе. Когда едем?

— Завтра. А теперь спи.

Он рухнул в сон. Бриджит смотрела на него, бледного от потери крови, и жалела, и боялась его. Но сильнее всего была нежность к этому странному человеку. Ей все казалось, что она любит, не может не любить.

Автострада не произвела на Мальцева сильного впечатления — Бриджит отметила это сразу. Он даже с неудовольствием что-то бурчал по-русски.

— Чего ты?

— Никакого вида. Могли и об эстетике подумать! А еще французы. А в общем, едем быстро. Бриджит рассмеялась:

— Это потому, что будний день. В выходные и автострады полны.

— Вот-вот, проклятый капитализм.

В голосе была ирония, и ей захотелось его уколоть. Бриджит прибегла к его же не так давно высказанной мысли:

— Ты мечтаешь о том, что для нас естественно. Мы родились свободными, поэтому для нас настоящая свобода там, где-то впереди.

Бриджит наслаждалась его замешательством. Он взглянул на нее с восхищением, и ей стало еще сладостней. В ладонях, лежащих на руле, защекотало — хотелось обнять хмурого Мальцева. Он неуклюже сидел, оберегая ребра, глядел на асфальт, шевелил рукой на перевязи, бубнил свое, раздувал щеки. Он был похож на упавшего с дерева мальчишку.

После Тура начиналась обычная дорога. Расплачиваясь за проезд по автостраде, Бриджит машинально прокляла ее:

— Вот сволочи, с каждым годом все дороже. Жрут, жрут и никак не насытятся.

— А ты чего недовольна? Ты же дочь сенатора. Что, денег у тебя нет, что ли? Бриджит искренне не поняла:

— Причем тут это? Если деньги есть, значит можно не замечать дороговизны? Тогда бы и денег не было. Пришел бы к нам твой любимый коллективизм. Ладно, ладно, я пошутила… не сердись, но ты иногда задаешь такие вопросы…

— Ты что, жадная, что ли?

Бриджит не выдержала, расхохоталась так, что машина стала писать зигзаги на гладкой дороге:

— Ты вправду мальчишка! Ну разве можно такие вопросы задавать. Ой, уморил. «Он как из другого мира: то старик, то дитя».

Мальцев с неудовольствием сказал:

— Развеселилась. Ты что, разбиться хочешь?

— Ты же не боишься. «Он и в самом деле не боится».

Дача была в двух километрах от океана и высилась среди других домов. Старик Булон любил холодную воду Атлантики и, в отличие от своих знакомых, не стремился к Лазурному берегу. Он странен, этот папаша, — заключила Бриджит, — из-за него ведь она познакомилась со Святославом… который без оживления оглядел двухэтажное здание и протянул:

— Н-нда, богато живете.

В его голосе послышалась издевка. И тут ничего не выходило! Обычно иностранцы из бедных стран восхищались, завидовали, из вежливости хвалили… ощупывали добро глазами, руками, ногами…

Мальцев прошелся по дому, нашел кухню, вернулся в гостиную с суховатым ломтем хлеба, стал жевать. Поймав ее взгляд, улыбнулся и пробормотал что-то по-латыни. Бриджит захотелось обнять его и оттолкнуть, понять его и ничего не понимать. И она отказывалась признаться себе, что мечтает видеть Святослава французом.

Ночью она пыталась вдавить в себя Святославово тело — глаза перестали видеть, ум понял, что не нужен. Когда опомнилась, плечо Мальцева кровоточило. Это была для Бриджит кровь, которую она с опаской искала и не нашла в их первую ночь.

— Прости. Не знаю, как это… не знаю.

— Ничего. Было не больно.