Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— А не могли бы мы с вами куда-нибудь уединиться, любез­ный господин Наместник, — как бы пропуская мимо ушей до­клад, мстя за отвергнутое рукопожатие, холодно произнёс оприч­ник и, не дожидаясь ответа, направился к единственной ведущей в избу двери.

Воробейчиков, зло глянув на подчинённых, засеменил следом.

В сенях царил всегдашний деревенский полумрак. Костоломский на минуту замешкался, давая привыкнуть глазам к скуд­ности освещения.

— Позвольте на правах хозяина проводить Вашу Незыбле­мость, во внутренние апартаменты, — тесня в нешироком кори­доре высокого гостя, произнёс генерал и толкнул вторую спра­ва дверь, за которой располагалась самая приличная комната во всей крепости — старая библиотека.

Книги были повсюду, высокие, до потолка застеклённые книжные шкафы с любопытством уставились на вошедших, не­доумевая, зачем в сие хранилище мудрости пожаловали эти явно не читающего вида господа. У окна стоял широкий стол с керо­синовой лампой под железным крышеобразным абажуром, ста­ринное, с резной спинкой и подлокотниками, кресло. Слева, у дальней стены, примостился под книжными стеллажами невысо­кий кожаный диван с круглыми мягкими валиками и аккуратный, явно недавней работы, книжный столик.

— Вот здесь нам никто не помешает, будьте добры, распола­гайтесь, где душе заблагорассудится, — обретая было утерянную инициативу, пригласил Наместник.

Однако гость не спешил последовать предложению и при­нялся с любопытством разглядывать книги.

— Боже ты мой, — распахнув скрипучую створку и беря нау­гад первую попавшуюся книгу, удивился опричник, — да здесь же сплошняком крамола! Та-а-к, А. Лебедь «За державу обидно!» — он сунул книгу обратно и, сцепив руки за спиной, словно боясь за­пачкаться, принялся пристально вчитываться в название сбежавших в далёкий Чулым книжек. — «История государства Российского» Карамзина, Словарь Брокгауза и Эфрона, а далее и того хуже: Вер­надский, Солженицын, Белов, Распутин, Вознесенский, Мориц, Киплинг, Бёлль, Шекспир, Булгаков! Ужас, ужас! — казалось, ещё немного и он лишится сознания. Здесь, в этой небольшой комнатён­ке была спрессована вся мировая нечисть, которую уже, пожалуй, не один десяток лет калёным железом выжигают на всей планете, а особенно в нашем непреклонно демократичном отечестве.

— И кто, интересно, это всё собирал? Генерал! Вы что охренели? Да вы вообще соображаете, что делаете? Это же форменная измена Родине! У вас в окуёме в целости и сохранности хранятся самые опасные для свободомыслия предметы, а вы здесь про­хлаждаетесь, пьянствуете, девок по баням щемите! Да я вас! — опричник резко крутанулся на каблуках к стоявшему позади ге­нералу и моментально обмяк, на него в упор глядел недобрым чёрным зрачком ствол старого и верного кольта.

— Давай вот что, морда жандармская, прикуси свой язык, это во-первых; во-вторых — перед тобой боевой генерал, вот я тебя пристрелю сейчас, как последнюю суку, и спишу на есте­ственную убыль; в-третьих — русский офицер ни хрена, окромя уставов, наставлений и порнухи не читал, не читает и читать от­родясь не будет; и наконец, в-четвёртых, марать руки сжиганием книг, как и мирных жителей, я не обучен. Хочешь, сам поджигай, я вижу, там на столе спички лежат, давай действуй, а я пойду пока операцию готовить, старшим в этом деле меня, а не тебя, Августейший назначил. Пали, только знай, дверцу я подопру, а к окну мужиков с рогатинами приставлю.

— Погоди, вояка! — севшим от испуга голосом, выдавил из себя полинявший глава опричников. — Преемник принял другое решение и назначил меня ответственным за исполнение этого щекотливого задания, вы, генерал, поступаете в моё полное рас­поряжение. Да опусти ты пистолет наконец! Он же у тебя, не­бось, заряженный?

Генерал сунул пистолет в кобуру.

— А письменный приказик можно полюбопытствовать?

— Вот, — с облегчением опускаясь на диван, произнёс опричник, достав из небольшой полевой сумки продолговатый конверт и расстёгивая ставшими влажными пальцами тугую пу­говицу ворота.

— Так, ясно, — сухо отчеканил генерал, — я начальник, ты дурак, ты начальник, я дурак! Так какие будут указания?

В другое время Эдмунд Чекисович не преминул бы поизмы­ваться над старым служакой, да что там поизмываться, уделанно­го вояку вмиг бы упекли в Лубяные подвалы и никакие прежние заслуги не спасли бы его от дыбы, но сейчас было не до того.

— Вы со своим потешным войском в принципе продолжаете заниматься тем же, окружаете и берёте под охрану вход в тайное убежище подземных сил. Мне кажется, вы упомянули об абори­генной коннице?