Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— И свиньи, — подобострастно вставил кто-то из первых рядов.

— Правильно, и свиньи! И как вам мой проект? Отвечать не надо, вижу, что тронул за живое!

Последние слова докладчика потонули в бурных аплодис­ментах, переходящих в оглушительные овации.

Воробейчиков стоял, как великий полководец, отставив вперёд левую ногу, заложив кисть правой руки за обшлаг мундира, наслаж­даясь своей славой и восхищаясь глубиной данного ему Всевышним ума. Это был настоящий триумф. А потом посыпались многочис­ленные уточняющие вопросы — о дизайне и цвете оград, о расса­де, и прочее, прочее, прочее. Появилась большая грифельная доска, которую солдаты приволокли из школы, цветные мелки, маленькие флажки на присосках. Новый тип поселения с парадной и тыловой дорогами был явлен населению во всей своей красе.

— Главное, чтобы эта бестолочь не стала претворять в жизнь свои идеи в нашем уделе! — непростительно громко заявила По­лина Захаровна сидевшей рядом с ней Глафире. — Пойдём-ка мы отседа, Глаша, а то голова совсем опухнет и ночью не заснём во­все, да и о пленнице сердечко моё ноет. — Она демонстративно встала и подалась вон, а за ней, словно гусыня за гусаком, пере­валиваясь с ноги на ногу, засеменила верная товарка.

Наместник в это время чертил красными и синими стрелами пути вывоза коровяка и подвоза свежих кормов по тыловой до­роге. Заслышав шум в зале, он возмущённо обернулся.

— А вы это куда без докладу? И не выслушав Всевысочайшего послания о Шамбале? — постучал он указкой по грифельной доске.

— Где уж нам, батюшка, уразуметь твои шибко грамотные речи? Баба, она, ровно курица при непутёвом петухе, коего ты сечь велел за лишние яйца. Не взыщи, пойдём мы, скотина недое­на, делов невпроворот, да и за тыловую дорогу пора уже давно сбегать, а то ведь с утра с чаем в брюхе, терпечи, сидим, — слегка обернувшись, махнула рукой Званская.

— А. Шамбала? — не зная, как урезонить невоеннобязанную, растерянно воскликнул Воробейчиков.

— А что Шамбала? Она, когда ей время придёт, сама вскроется, так старики сказывают! — уже в дверях ответила помещица.

21

Москву потрясла весть об отставке Джахарийского. Все при­тихли, затаились в ожидании чего-то неизбежно-страшного. Всем, поголовно всем, а не только небожителям, казалось — вслед за громким увольнением лично на их головы непременно падёт не­поправимое, и участь сия не минует ни одного жителя великого города, втиснутого в древнюю радиально-кольцевую клетку. До­подлинно, отчего происходят подобные переполохи, науке пока не известно. Однако падение всякой крупной фигуры с отечественно­го политического Олимпа неизбежно повергает сначала столицу, а потом и всю страну в некий мистический ужас. Общегосудар­ственный ступор парализует остатки евразийской громады, слов­но грядущий конец света, страхом перед которым уже две тысячи лет с успехом торгуют славные и инославные попы.

Именно об этом пародоксе и рассуждал известный полито­лог, политтехнолог, телепрорицатель и скрытый колдун Кремля Павлин Тойотович Глебовский. Толстомордый, смахивающий на стареющего потасканного хряка, с аккуратным тройным под­бородочком, всегда сальными волосами, пустыми, как костяшки домино, глазами, он еженедельно голосом, похожим на органчик, вещал стране неутешительные пророчества и сыпал гневные проклятия в адрес многочисленных врагов суверенной свободы и Августейшего Демократа. Но даже его, прожжённого циника, искренне удивлял этот общенародный психоз.

— Для меня и иных насельников бездны госвласти, понятны причины нынешнего дурацкого трепета. Нам есть от чего тре­петать, — бормотал себе под нос демиург. — Я — другое дело! Без меня всё в Кремле встанет и закостенеет, я — паровой котёл государственного локомотива! Хотя паровой котёл это как-то ба­нально, не пафосно, что-то вроде скороварки. Плохое сравнение, гляди, где-нибудь его не ляпни на людях. Нет, я не котёл, а нечто другое, но всё равно лично мне есть что терять и от чего тре­петать. Понятно, отчего трепещут министры, их аппараты и до­мочадцы. Не надо долго объяснять, отчего трепещут начальники ведомств и департаментов с их экономическими командами, но отчего трепещут те, кто и трепетать-то не должен вовсе? Кто это может объяснить, кто ответит на этот простой вопрос?

Вот свежая статистика. — Глебовский разложил на столе листки с диаграммами. — Чудны дела твои, кто бы ты ни был там, на небесах! Но и даже ты мне внятно не сможешь ответить, почему отставкой Джахарийского так озабочены домохозяйки, работники ЖЭКов, милиционеры, учителя, а главное, пенсио­неры — сорок процентов! Во всех газетах, радиоприёмниках, телевизорах, утренних электричках и поездах метрополитена — везде шу-шу-шу: «а вы знаете .сняли?», «а вы слушали?...», «сегодня передали...», «да что вы говорите, какой ужас!» И глав­ное: — «ах, что теперь будет?... что будет?!»