Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

Ханьцы и кипчаки, видя такую нешуточную милитаризацию граничащего с ними округа, не на шутку струхнули и от греха по­дальше откатились километров на пятнадцать в глубь своей террито­рии, тем самым освободив не только наши кровные земли, которые они умудрились тихой сапой оттяпать, но и своей земли не менее пяти, а то и более километров оставили, вроде как в порядке компен­сации. Воробейчиков, видя такой коленкор, в момент перенёс по­граничные столбы и закрепил новую границу обширной пьянкой да вечным договором с начальствующим составом сопредельной сто­роны. Землицы, кстати, набралось прилично! Это когда отдаёшь её, не видно, а вот когда забираешь, прибыток сразу ощутим. К тому ж и демография от всего этого только улучшилась.

Не дождавшись вызволения своего наместника из бандитско­го плена, Генерал-Наместник сам пожаловал в Чулым в порядке инспектирования караульно-постовой службы, и, остановив ма­шины с сопровождающими его лицами недалеко от администра­тивного центра, сам решил пройтись по небольшой пригородной деревеньке.

Всему миру ведомо извечное убожество нашего села. Серые, крытые латаным-перелатаным шифером замшелые крыши вы­бежавших из дикого прошлого подслеповатых домишек, такие же серые от старости и безысходности, покосившиеся изгороди, гор­батенькие сараюшки. Кажется, ничего здесь не изменилось со времён Иоанна Грозного, только ещё сильнее разрушилось и запу­стело. Утренний туман неспешно выползал из пологой поймы по­блескивающей металлом реки на просёлочную дорогу, которая чуть дальше обращалась в деревенскую улицу. Солнце ещё не взошло, а только обозначило восток, мир был напитан грустной прохладой, и оттого нестерпимо тоскливой казалась одинокая фигура Генерал- Наместника на этом диком и патриархальном шляхе.

Воробейчиков вполголоса чертыхался, он уже в третий раз вляпывался в коровью лепёху. В горных поселениях скотина жи­вёт своей весьма независимой жизнью, особенно молодняк, кото­рый и на ночь в стойло приходит редко. Посему, заметив впереди размытые туманом контуры больших, бурых, как ему показалось, камней, инспектирующий отметил смётку местного военного на­чальника, воздвигшего непреодолимые препятствия для передви­жения механизированных частей противника. И каково же было его удивление, испуг, а главное разочарование, когда один из этих камней с громким вздохом поднялся и двинулся ему навстречу.

Урза Филиппович лихорадочно зашарил в карманах сюртука в поисках очков, которые не носил постоянно из-за армейского форса. Водрузив окуляры на положенное место, он с облегчением вздохнул: на него, медленно раскачиваясь, шла мирно жующая бурёнка.

— Вот напугала, скотина рогатая! — произнёс генерал, и, чуть посторонившись, снова вляпался в лепёшку. Правая нога, обмазанная вонючим зелёным желе, предательски заскользила по мокрой от росы траве, и опора свободолюбивой монархии, нелепо взмахнув руками, рухнул прямо на свежее коровье дерь­мо. И надо же такому случиться, именно в эту минуту из тумана послышался грозный окрик:

— Стой, кто идёт! Сказывай пароль, не то стрельну!

— Неправильно, неправильно! — поднимаясь и брезгливо вытирая платком перепачканное платье, отозвался генерал. — Первая команда подана правильно, а всё остальное отсебятина! Незнание уста...

— Ты счас у меня Господу свой устав глаголить будешь! — в тумане зло лязгнул затвор.

— Стреляй, стреляй, Семёныч, больно справные у него боты и одёжа, — подбадривающе раздалось где-то сбоку.

— Не сметь, я сам Воробейчиков...

— Да мне всё одно, что воробей, что куропатка, что какой крокодил, руки в гору вздымай и иди до мене.

Не известно, чем бы завершилась эта конфузия, не подоспей к месту стычки генеральская охрана.

«Всё же хоть и коряво, но служба на подступах к Чулыму поставлена неплохо, — отметил про себя старый вояка, умыв­шись холодной колодезной водой и вытираясь чистым вышив­ным рушником.

— А скажи ты мне, служивый, кто у вас воинский началь­ник? — возвращая полотенце, поинтересовался главком.

— Так, вестимо ж, их сокородие оберкаптинармус Званский, комендант местной крепости! За ним уже мной и посыльный снаряжён.

— Хорошо, молодец! А звать как?

— Кого-сь, коменданта? Так Прохом... Звиняйте, Прохором Захаровичем.

— Да нет, тебя, воин, как зовут? — оглядывая здоровенного детину, спросил Наместник, подставив вытянутые назад руки но­вому, принесённому из обоза мундиру с золотыми генеральски­ми погонами.