Арон Тамаши - Корень и дикий цветок

— Я убью их! — твердо сказал старик.

Тези спрыгнула с лестницы и схватила его за рукав.

— Не пущу!

— За меня боишься?

— И поэтому тоже.

— А еще почему?

— Ведь они же спариваются!

И как это старый Тима забыл, что Тези хоть и девица, а все-таки женщина и не всегда способна слушаться разума? Но жаль, что так получилось, что не пустила она его, ведь запросто мог бы сейчас разделаться с обоими хищниками: они, когда спариваются, ничего вокруг не замечают, так что бери их хоть голыми руками. Однако девчонка-то хороша: между природой и человеком выбирает! И выбирает природу — с диким ее бесстыдством, — а о порядках, разумом установленных, не желает и думать. Впрочем, что уж теперь. Старик размахнулся и с силой запустил топором в сторону леса, туда, где стояли волки; описав дугу, топор упал в снег, волки же только сверкнули глазами и, неторопливо ступая, вскоре исчезли в зарослях кустарника.

— Ладно, идем домой, — сказал старик.

Небо было по-прежнему безоблачным. Светало.

Дома, в маленькой комнатке, одновременно служившей и кухней, старик повесил стеганку с шапкой на гвоздь и, усевшись за стол, наполнил до краев кроваво-красной палинкой оба стаканчика; Тези не предлагал, а сам осушил их один за другим. С внучкой не заговаривал, да и ей, похоже, было не до разговоров. Она лежала в горнице на диване, прислушиваясь, как заходится сердце и стучит кровь в висках. Ей вдруг вспомнилась вчерашняя горлинка, что дальним теплым краям предпочла холодную и голодную зиму на родине.

За окном почти совсем уже рассвело.

Солнце пробудилось и вот-вот собиралось взойти.

— Потуши лампу, — сказал старик.

Тези вышла из горницы и, встав на стул, задула в лампе огонь. Она спустилась на пол и как раз собиралась поставить стул на место, к столу, но внезапно застыла.

Показалось, что овцы заблеяли.

— Слышите?!

— Слышу.

Овцы блеяли жалобно и испуганно. Да, похоже, все сразу.

— Дай топор! — сказал старик, поднимаясь.

— Вы же им в волков кинули, — напомнила девушка.

— Тогда палку!

Тези вернулась в горницу. Сердце ее учащенно билось и кровь бежала по жилам все быстрее и быстрее. Стараясь оттянуть время, чтобы дедушка вышел как можно позже, она просто переставляла палки с места на место.

— Палку! Из черного корня! — крикнул старик.

Пришлось принести.

— Я с вами пойду! — сказала она.

Старый Тима ничего не ответил на это; может быть, даже и не расслышал. Сжимая в руке палку, он спустился с крыльца и пошел к сараю. Но только взглянул в ту сторону — и тотчас замер, как в землю врос: сразу за приставной лестницей, шагах в четырех-пяти от нее, стояли волки, их было двое — огромный мохнатый самец и самка, ростом чуть ниже его. Принюхиваясь и скаля зубы, они топтались у двери, за которой в ужасе блеяли овцы.

— Вот эти и спаривались, — сказал старик.

— Ой, они нас заметили! — дрогнувшим голосом произнесла девушка.

— Назад, быстро!

— Вы тоже!

Но старый Тимотеус и не думал отступать. Дрожа от ярости, он приближался к волкам, сопровождая каждый свой шаг словами:

— Корова — моя! А досталась — вам. Овцы — тоже мои! Вам и их подавай?! Нате выкусите!

Обхватив старика за пояс, Тези тянула его назад. Старик разжал ее руки и, не оборачиваясь, с очередным шагом крикнул:

— Домой!

Но было поздно, они уже поравнялись с лестницей, а старый Тима даже на шаг обошел ее. Тези замерла, вцепившись рукой в перекладину.

Все вокруг сияло ослепительной белизной.

И в центре этого слепящего сияния стояли два зверя. Самец, оказавшийся почти лицом к лицу со старым Тимой, чуть заметно присел, готовясь к прыжку; он оскалился, обнажив крупные, невероятных размеров клыки. Чуть поодаль замерла самка, но смотрела она не на старика, а в направлении леса, куда в случае опасности надо бежать.

Перед глазами у девушки вспыхивали и гасли искорки.

— На лестницу, мигом! — не отводя взгляда от волка, сквозь зубы сказал старик.

Судорожно хватаясь за перекладины, Тези стала взбираться. При этом она не отрываясь смотрела на деда. Она была уже на седьмой, а может, и на девятой ступеньке, когда старик медленно поднял черную палку, намереваясь ударить ею самца по голове. Но в этот момент его башмаки на железных подковках вдруг соскользнули с бугорка льда, и, когда палка, опустившись волку на лоб, с треском переломилась, старый Тима навзничь рухнул на землю. Ощерившись, самец тотчас бросился на него и с хрустом перегрыз горло.

Тези вскрикнула; губы и правая нога у нее задрожали, а правую руку, которой она обхватила лестницу, намертво свело судорогой.