Дмитрий Филиппов - На этом свете [сборник]

– Пытаюсь.

– А сегодня я приезжаю на похороны одноклассника, и выясняется, что приглашали меня с единственной целью: всучить под это дело тетрадь с его прижизненной графоманью. Какого хрена я должен этим заниматься? Оно мне надо?

– Ты никому ничего не должен.

– Раз приехал – должен. Я в безвыходной ситуации. Вот ведь Губа, великий романист… Жрал, спал, срал, работал кое-где и что-то кропал в свою тетрадку. А как помер – будьте любезны, напечатайте… Да, я знаю, нехорошо так о покойнике. Только я свои рассказы, извини за прямоту, писал кровью, потом и спермой. Я каждую строчку выстрадал. А тут, значит, в бессмертие на готовеньком…

Я еще что-то говорил, искреннее и взволнованное, а Рита слушала и не слушала одновременно. Смотрела прямо перед собой. А потом перебила:

– Ты торопишься? Давай посидим?

– Где?

– В «Колумбии», новый ресторанчик открыли, около вокзала.

– Давай, только недолго.

Ресторан показался мне странным. Внутренности его убаюкивали, погружали в вязкое пространство, в котором даже шевелиться лениво. Звуки шлепали по ушам колодезным гулом. Обычный антураж (кактусы, фотографии, сомбреро на стенах) не возвращал в реальность, только слегка успокаивал ложной иллюзией «все нормально». Еще более странными показались часы: увеличенный в несколько раз советский будильник, врезанный в стену рядом с барной стойкой.

– Жутковатое место.

– Просто потолки высокие. Поэтому эхо, – ответила Рита.

– Через пару часов электричка. Не опоздать бы…

– Не паникуй. Не опоздаешь, – она улыбнулась в сторону.

Зал был почти пустой. Только одинокий старик странного вида ковырял вилкой за столиком в конце зала. Я заказал паэлью и бутылку текилы. Молчаливый официант в цветастой рубах лишь коротко кивнул и удалился.

– Расскажи мне о себе! – Рита положила локти на стол и выгнула спину. – Я так давно не слышала счастливых историй.

– Счастья-то немного.

– А волшебства?

– Ну… Самую малость.

Мы улыбнулись друг другу.

– Я расскажу тебе одну историю. Только одну. Я ехал в метро, как всегда, голодный и недовольный. Все мои рукописи безоговорочно заворачивали. Издательства, толстые журналы, литературные агентства… Я штурмовал их с маниакальной настойчивостью обреченного. Но надо понимать: это какой-то замкнутый круг. Выплыть наверх из волны самотека практически нереально. Понятно, если есть рекомендации мэтров, какие-то знакомства – это одно. А если ничего нет? И до мэтров не достучаться? Тут только везение. Или надо написать нечто такое, что моментально врежется в мозг. Мастерски написать. И то не факт. Там много всяких подводных камней.

Так вот. Я ехал в метро и уже ни во что не верил. Напротив меня сидел мужик – обычный работяга. В поношенной куртке, датенький, обут в берцы с налипшей грязью по краям. Ничего особенного. Только усмехался мне всю дорогу. Прямо в глаза смотрит и усмехается, сволочь. А я вдруг начал молиться. Ни с того ни с сего. Я клял Господа Бога всеми правдами, уловками, угрозами. Ну дай ты мне шанс! Только один-единственный, а дальше – как карта ляжет. И я пообещал ему прилюдно вылизать ботинки вот этого мужика напротив. То есть без стеснения встать на карачки, высунуть язык и лизать, лизать… Ловишь нить?

– Дальше.

– А дальше все просто. На следующий день мне позвонили из журнала, сказали, что рукопись им подходит, но нужна редактура и все такое. Короче, через полгода был напечатан мой первый рассказ.

– О чем?

– О любви, конечно. О чем же еще? Но дело не в этом. Я каждый день с тех пор ищу глазами того мужика. И точно знаю, настанет день нашей встречи. Вот что мне тогда делать?

– Лизать ботинки.

– Это понятно. Я в другом сомневаюсь.

– В чем?

– Богу или дьяволу я тогда молился?

Мы помолчали. В наступившей тишине отчетливо раздались шаги официанта. Он подошел, величественный и молчаливый, и выставил на стол еду, приборы, стопки и графин с алкоголем.

Первая стопка ошпарила гортань – не спасла даже соль. Я поперхнулся, с усилием проглотил алкоголь и выдохнул сквозь зубы. Напрягся язык от привкуса сивухи.

– Ключница текилу делала!

– Флер провинции. Привыкай, – Рита опрокинула стопку, не поморщившись.

– Ишь ты…

– Я еще на машинке вышивать умею.

Мы весело засмеялись, как маленькие дети в песочнице, слепившие забавный кулич. И то ли от теплоты в желудке, то ли от этого естественного, искреннего смеха подобрела атмосфера в заведении.