Тим Паркс - Дорогая Массимина

Рот Морриса, непроизвольно открывшийся к тому моменту, резко захлопнулся.

– В любом случае, в августе мне исполняется восемнадцать! – заключила Массимина.

Ту ночь они совершенно точно провели в разных постелях. Как ни странно, вечер прошел совсем неплохо. Массимина приготовила салат, собрала на стол, потом вымыла посуду и скрылась в ванной, откуда появилась в неизменном спортивном костюме, но уже – как несколько нервно отметил Моррис – без лифчика. Груди девушки оказались куда крупнее и тяжелее, чем он предполагал; впрочем, всякий бы ошибся, глядя на эту хрупкую фигурку. Сидя за кухонным столом (который надежным щитом отделял его от устроившейся напротив девушки), Моррис затеял хорошо знакомую им игру в вопросы-ответы, которую они отлично освоили, поджидая в баре автобус. Массимина непринужденно и охотно отвечала на вопросы: Бобо увильнул от армии благодаря одному доктору, другу его отца, тот выписал свидетельство, будто Бобо страдает язвой желудка; с бедной мамой однажды произошел несчастный случай, и она оглохла на одно ухо; Антонелла учится на юриста; дурочка Паола втюрилась в женатика и хочет уехать куда-нибудь на год, чтобы развеяться и забыть о своей любви, но мама…

Все оказалось проще простого, думал Моррис, вполуха слушая болтовню девушки. Раз снятый лифчик вовсе не является сигналом к решительным действиям, то волноваться нет причин. В одиннадцать часов он внезапно объявил, что с утра пораньше уезжает в Виченцу.

Тогда лучше лечь спать, покладисто отозвалась Массимина. Она нашла на буфете его щетку и принялась расчесывать длинные черные волосы, которые в ярком электрическом свете отливали загадочной рыжиной. Кто ляжет на диване? – поинтересовалась девушка. Моррис объявил, что он, и тут же испугался, не прозвучали ли его слова слишком поспешно, слишком галантно…

Разве сыщешь в Англии такую милую девушку? – вопрошал он, обращаясь к украденной дриаде. От университетских вечеринок у него в памяти остались лишь записные обольстительницы и потаскушки, для которых ты пустое место, если не умеешь танцевать, но становишься желанным трофеем, как только выясняется, что остальные кавалеры либо разобраны, либо пьяны в стельку, и тогда тебя пытаются затащить к себе в комнату с таким рвением, будто только о том всю жизнь и мечтали. Все познается в сравнении, и католическая провинция тут явно выигрывает. Он сделал правильный выбор.

Хотя к дивану, надо сказать, это не относится. Восемь часов в позе скрюченного вопросительного знака – не самый лучший отдых, особенно если то и дело просыпаешься от собачьего лая за окном, саднящим языком облизываешь пересохшие губы и стискиваешь зубы от ненависти к проклятой псине.

И вот первый утренний свет излился на красную обивку дивана упругим, раскаленным добела столбом. Вращая головой, чтобы размять затекшую шею, Моррис спросил:

– Сколько здесь?

Он понимал, что не следует этого делать, но мысль уже завладела им. А если мысль засела в голове, она рано или поздно сработает – как ружье, висящее на стене. Кстати об оружии. У Морриса была досадная, почти болезненная, на его взгляд, привычка: видеть оружие везде и всюду. Даже намазывая поутру масло на хлеб, он уважительно проводил пальцем по рукоятке ножа, не в силах отрешиться от разрушительной силы, таящейся в истонченном от старости кухонном лезвии.

– Два миллиона. Все, что было у меня на счету. Но если экономить, то можно протянуть на них какое-то время, пока один из нас не найдет работу. – Массимина замолчала. – Морри, а тебе обязательно ехать сегодня в Виченцу?

– Послушай, Мими (он впервые назвал ее уменьшительным именем), твоим родным понадобится не больше часа, чтобы обзвонить всех твоих подруг и догадаться, что ты со мной. Согласна? Затем еще час, чтобы связаться со школой и получить мой адрес, после чего они примчатся сюда, полные решимости забрать тебя с собой.

Массимина испуганно молчала.

– Так что, если ты хочешь со мной остаться, нам придется поехать в Виченцу вместе. Иначе они силой вернут тебя домой. Кстати, твоя родня может появиться здесь с минуту на минуту.

– Да, конечно, – растерянно прошептала девушка. – Но как же бабушка? Вдруг ей станет хуже? Я не могу уехать из Вероны, Морри.

Он залпом проглотил кофе, сваренный Массиминой, и искоса взглянул на девушку – убедиться, не шутит ли она.

– Либо одно, либо другое, – нежно сказал он. – Либо ты возвращаешься домой, либо мы едем в Виченцу. Тебе нельзя здесь оставаться. Больна твоя бабушка или нет…