Кондаков вспомнил, что давно, в молодости, когда его Тася была еще красивее и сводила с ума всех парней посёлка, ему не раз приходилось пускать в ход тяжелые кулаки в укромных закоулках, чтобы не быть битому ревнивыми хмельниковскими ухажёрами.
* * *
Превосходно зная причуды своенравной речушки, которая игриво петляла среди мшаников и болот, Кондаков умел выбирать время для сброса древесины. И все же, как только начинали таять снега и признаки весны проступали всё отчетливей, им овладевали волнение и беспокойство.
Он вскакивал по ночам с постели: чудился ливень грозивший половодьем. Открыв окно, Кондаков прислушивался. На улице стояла сторожкая тишина. Хрипло, со сна кричали петухи. Днём Тимофей Тимофеевич уходил в лес и смотрел, много ли там осталось снега. Снег был еще глубокий, рыхлый, и под ним хлюпал вода.
Снетков стал уклоняться от телефонных разговоров, предоставляя это начальнику лесопункта.
— Ну тебя к шутам, — сказал он Кондакову. — Ещё неприятность тут с тобой наживешь. Поеду-ка в лес, проверю технику безопасности.
А директор опять звонил:
— В верховьях подвижка льда. В Марьине сбрасывают лес.
Кондаков даже по телефону почувствовал, как встревожен Перминов. Тимофей Тимофеевич понимал эту тревогу: на плечах директора восемь лесозаготовительных пунктов, миллион кубометров бревен в штабелях.
— Пора и тебе начинать, — советовал директор. — Брёвна со льдом унесет.
— Река тут мелководна. Будет пыж. Надо ждать воды, — ответил Кондаков.
— Да что ты твердишь: ждать, ждать… — взорвался Перминов. — Никаких пыжей не будет! Если завтра не начнешь — получишь выговор. В приказе. Будь здоров
— Это несправедливо, — возразил Кондаков и покраснел от волнения. Он хотел сказать, что сплавляет бревна больше пятнадцати лет, что ему, новому директору, работающему тут первый год, не следовало бы та наседать на подчиненных, не зная обстановки. Но трубка уже молчала. Тимофей Тимофеевич не сразу попал ушком ее на рычаг.
На другой день статистик со скорбным видом положила перед начальником лесопункта телефонограмму: директор сдержал слово.
Потом он позвонил и потребовал Снеткова. Тот и краснел и бледнел, слушая разнос. Перминов называл уполномоченного хлюпиком, либералом и приказал применить к непослушному руководителю лесопункта власть леспромхозовского представителя.
— Приказ есть приказ, — сказал Снетков. — Не зарывайся, Кондаков. Директор приказывает — он и отвечает.
— Он подстраховывается. Боится ответственности, — угрюмо отозвался Кондаков. — Ему там трудно судить о поведении реки. А за сплав мы все в ответе. И он, и я, и ты.
— А вы уверены в правильности своего решения?
— Уверен.
— Так сколько же еще ждать?
— Два дня.
— Черт знает, что ты за человек! Чугунная у тебя сила воли! Не своротишь! — Снетков вскочил, побегал по кабинету и вышел, хлопнув дверью.
Пришла Таисья Никаноровна. На ней резиновые сапоги и ватник. Голова обвязана теплой косынкой, глаза светятся довольно и весело.
Увидев на полу мокрые следы от своих сапог, она немножко смутилась.
— Чего тебе? — недружелюбно спросил Тимофей Тимофеевич.
— Мы улицу убираем. Грязи скопилось за зиму — жуть!
— Кто это «мы»?
— Неработающие жены.
— И сколько вас?
— Двадцать.
— Охота тебе браться не за свое дело!
— Почему не за своё? По улице пройти нельзя — озёра воды, грязь, хлам. Не ходишь — плаваешь. В темноте шею сломать запросто можно. Вчера вон старуха Горшкова, Сеньки-тракториста мать, брякнулась в канаву и ногу вывихнула. Калечатся люди, а вам и дела нет. Дай нам лопаты.
— Лопат нет! — отрывисто бросил Тимофей Тимофеевич.
Таисья Никаноровна удивленно смолкла. Он никогда не говорил с ней таким сердитым тоном. Она поняла, что по службе у него не всё ладно, и попятилась к двери.
— Спроси лопаты у завхоза, — уже мягче сказал он.
— Спрошу. Обед в духовке.
* * *
К концу вторых суток поздно вечером хлынул ливень. Первый весенний ливень с исступленной пляской дождя, со свирепым ветром. Уже ложась спать, Тимофей Тимофеевич услышал, как дождь настойчиво бьет в окна. Он выскочил на крыльцо: потоки воды лились с крыши, ветер брызгал в лицо. К утру Хмелевка выйдет из берегов и затопит прибрежные низины и поймы. Лес сплавлять в такое половодье нельзя — разнесет бревна по отмелям.
Кондаков встревожился: уж не упустил ли он тот единственный, желанный момент?
Читать дальше