Евгений Богданов - Случайный вальс - Рассказы. Зарисовки

И еще у Серафимы была страстишка — гаданье на картах. Она раскладывала карты на столе и вещала притихшей Кате:

— Валет бубновый любит тебя, крепко любит! Но стоит у тебя на пути дама трефовая. Берегись ее, Катерина, отобьет она у тебя суженого-ряженого!

Катюша, конечно, не верила гаданьям, но всё же при таких словах под сердцем у нее будто горячий уголек тлел и не давал покоя.

Катюша обмахнула метелкой снег с валенок и вошла в избу. Там пряно и остро пахло талым можжевельником. Можжевеловые ветки были всюду, во всех углах. Серафима любила их запах и утверждала, что от него крепнет здоровье. Сейчас хозяйка, закатав рукава кофты, замешивала тесто.

— И где же ты так долго ходила? Я уже три раза самовар подогревала, — добродушно проворчала Серафима.

«Господи, опять чаи гонять!» — подумала Катюша и ответила:

— В Кораблёве была. С родителями беседовала.

— Много, знать, у тебя родителей, что так запозднилась!

— Далеконько идти. А на улице так хорошо-о-о! Луна светит, снежок падает.

— В новом году всегда так.

В горенке на столе Катюши стояла на крестовине маленькая пушистая елочка. Праздник прошел, но елка будет украшать горенку, пока не начнут опадать иголки. Потомке вынесут на улицу в снег и — пропала елочка. Катюша, подумав об этом, погрустнела, потрогала пальцем смолистые веточки. Иголки еще держались крепко.

— Давай чай пить, — распорядилась Серафима.

Катюша поставила на стол самовар. Чаю она не хотела, но села, чтобы поддержать компанию. В разгар мирной беседы хозяйки и молодой учительницы на улице загудела и завизжала тормозами у самой избы машина. Катюша кинулась к окну, но, ничего не увидев, побежала в сени. «Лёшка приехал! Лёшенька!» — обрадовалась она и, накинув на плечи пальто, простоволосая выскочила на крыльцо.

Но у грузовика, открыв капот, возился, чертыхаясь, огромный дядька в черном полушубке, а в кузове, нахохлившись, как озябшие вороны, сидели люди. Среди них не было ни серой шинельки, ни шапки с красной звездочкой…

Катюша вернулась в избу. Серафима пожурила:

— Так можно и простудиться. Ноне, говорят, какой-то грипп гуляет… Опа-а-сный!

— Ничего, — ответила Катя и отхлебнула из чашки горячего чаю.

— Сегодня в сельпо рыбу привезли свежемороженую. Я купила. Тебе пирог испеку, — неторопливо журчал голос Серафимы.

Катюша делала вид, что слушает. Но мысли ее были далеко-далеко. Она думала, что Лёшка, наверное, еще едет в поезде. Как он будет выглядеть в военной форме с сержантскими погонами? Она всё прислушивалась, не загудит ли еще машина…

Серафима принялась прибирать на столе, а прибрав, влезла на печь. Поохала, повздыхала там минут пять и захрапела. Катюша унесла лампу в горенку, оставив дверь открытой чтобы шло тепло из кухни, разобрала постель и, задув свет, нырнула под одеяло.

В избе стало темно. С улицы сквозь расписанные морозом стекла просачивался лунный свет. Катюша закрыла глаза и стала считать, чтобы скорее уснуть.

Она вела урок в седьмом «А», когда к школе подкатила тройка с колокольцами. В коридоре послышались торопливые шаги, дверь в класс приоткрылась, и в нее заглянул Лёшка. Катюша улыбнулась ему и показала на часы: до конца урока оставалось пять минут. Лёшка прикрыл дверь и стал ждать в коридоре.

Прозвенел звонок, и Катюша следом за детьми вышла в коридор. Лешка был наряден, и от него пахло одеколоном «Красная Москва». Он молча взял Катюшу на руки и понес на улицу. Она кричала: «Лёшка, я же не одета! На улице метель!» Лёшка ответил: «Ничего, сейчас я тебя одену». Детишки бежали сзади по коридору и кричали: «Катерину Васильевну понесли! Катерину Васильевну понесли!»

Вороные кони встряхивали гривами и похрапывали, выгнув шеи дугой. Лешка осторожно опустил Катюшу на ковер, которым было покрыто сено в санях, и она увидела, что на ней нарядная бархатная жакетка вишневого цвета, голубой сарафан с алыми каёмками и на голове шапочка с белым страусовым пером, вроде той, какая у «Неизвестной» на картине художника Крамского. А на ногах изящные маленькие атласные туфельки. Лешка сел рядом, укутал ей ноги овчинным покрывалом, гикнул, и кони понесли санки к сельсовету, в другой конец Покровского. Звенели колокольцы, Лешка обнимал Катюшу за талию, она улыбалась и чувствовала, что ей очень тепло.

А на улице мела метель, и от этого всё было веселым, разгульно-суматошным. Вот и сельсовет. Лешка выскочил из саней, бросил вожжи подбежавшему дружке Сеньке Комарову. У Сеньки через плечо — вышитое полотенце, в черных, как смоль, волосах запутались снежинки.