Валерий Попов - Нарисуем

– Нет, ты мне действительно очень понравился! – взъерошила мне волосы… Лишняя деталь.

Моя роль в сценарии – получать синяки. Единственное, о чем я думал, вползая в каморку: под левый глаз или правый – как больше к лицу? Но Пека был неожиданно тих.

– Ну, не буду тебе мешать, – произнес он кротко и пополз к выходу.

«Где «не буду мешать»? – чуть было вслух не спросил я. – Здесь или там?»

Но неловко, при такой его кротости, еще и детали выяснять.

– Ты куда?

Вот это более правильная форма вопроса.

– На кладбище.

– В каком смысле?

– В буквальном.

Детали я не стал уточнять – как, например, можно на кладбище попасть, минуя больницу? Главное – желание.

– Ну прощай! – Пека вдруг всхлипнул.

– Я с тобой, – сказал я. Не удержался! Даже точно и не сказать – то ли я холодный виртуоз, то ли, наоборот, идиот дружбы.

– Спасибо тебе! – растроганно Пека произнес. В какой, все же интересно, степени мы будем неразлучны с ним? Вплоть до чего? Разберемся…

По дороге я уже деловито думал: рановато на кладбище-то – слишком короткий сценарий.

– Это же Ваганьково! – радостно вскричал я. Чему обрадовался – непонятно. Моя бодрость – моя беда. Но Пека моей радости не поддержал. Скорбно шел среди роскошных гробниц.

– Вот отсюда она меня и взяла. – Он вдруг всхлипнул. Я невольно огляделся. Отсюда? Раньше он по-другому излагал свое происхождение. Об этой странице своей биографии он еще не говорил.

– Как взяла?

Взгляд мой невольно стал шарить по плитам, боясь встретить фамилию его.

– Ну, когда я в Горном еще учился, подрабатывал тут.

– А.

Все оказывается не столь ужасным, как ждешь. Но и веселым такое развитие событий тоже не назовешь.

– Поначалу еще стеснялся к ним заходить. Раз только зашел, после зачисления. Кузьмин познакомил нас. Ну, ничего особенного.

Особенное, видимо, впереди.

– А тут она по-настоящему увидела меня. Перед похоронами деда своего, что портфели мял… здесь.

Мы остановились у монумента. Гранитная глыба неопределенной формы.

– Портфель?

Пека кивком подтвердил мою догадку.

– Дно заравнивал. Ну, предупредили меня – особый заказ. Но я, конечно, не догадывался…

Неужто сердце не подсказало?

– Стою, короче, на дне, грязную воду черпаю… ну – ученик! – Он всхлипнул.

Но теперь-то уже, видимо, мастер? Надо все же как-то его взбодрить.

– Вдруг буквально ангельский голос сверху: «Здравствуйте!» Поднял глаза… Ангел. В небесах парит. «Мы приехали уже. Вам еще долго?»

Новый всхлип! Ну буквально расклеился мой друг.

– Сначала даже не верилось нам, что нашли свое счастье!

Да – счастье в таких местах редко находят. Просто не знаю, как выкручиваться нам со сценарием: могила прямо лейтмотивом идет. Как это вяжется с обещанной рабочей темой – не представляю…

– Ну, церемония, значит… Вожди вокруг стоят… – продолжил он свою могильную сагу.

– Какие вожди?! – рявкнул я, уже не выдерживая.

– Каганович, Молотов, Ворошилов.

Не иначе как из-под земли их вытащили.

– А она глядит на меня.

На вождей, видимо, уже нагляделась.

– А я вот тут стою… весь в грязи.

Вкус у нее, конечно, весьма изысканный.

– Кузьмин, что характерно, едва кивнул.

Ну что с него возьмешь? Простой человек.

– Там окружение вокруг нее…

Дзержинский, видимо.

– А она вдруг – ко мне!

Снова всхлипнул. Такой плаксивости, честно, от него не ожидал.

– На поминки пригласила меня.

Отличная ситуация для влюбленных.

– «Да я хоть переоденусь…» – бормочу. Вахлак был! Приучила к интеллигентности. Отучила меня нейлоновые рубашки носить. Объяснила, кто носит их.

– Кто?

– Покойники!

С этой темы нам никак не сойти.

– А теперь, значит, сюда возвращаюсь, откуда взяла. Тут мое место!

– Но ты же горняк! – Может, хоть это сгодится.

– Горняк везде горняк! – гордо ответил. Хотя где здесь его рабочую гордость применить – я не понял. – И жизнь тут не только кончается… но и зарождается! – философски изрек.

Голова кругом пошла!

– Ты хочешь сказать… тут и привлекательные попадаются?

– Мы и непривлекательных привлекаем, – прохрипел он. Что, интересно, он имеет в виду?

Первая непривлекательная (да еще какая!) явилась вскоре: сидела в домике у ограды, в купах сирени. На стене сияли графики, чертежи. В углу стояла коса, висел саван – все как положено. Хозяйка была иссиня-бледной, словно только из-под земли. При этом явно считала себя красавицей – глазки ее сверкали победно. Острый изогнутый нос ее почти смыкался… чуть было не сказал: с землей. Нет – с подбородком. В оставшуюся щель едва мог влезть бутерброд, что он и делал.