Элис Сиболд - Счастливая

— Так или иначе, проникновение имело место?

— Да.

Снова вопросы об освещении. Предъявление фотографий. Снимки места преступления.

— Вы получили какие-либо телесные повреждения в результате нападения?

Я перечислила травмы.

— У вас шла кровь, когда вы покидали место нападения?

— Да, шла.

— Я предъявляю вам фотографии для опознания: номера тринадцать, четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать. Посмотрите на них, пожалуйста.

Он дал мне фотографии. Я не стала их долго разглядывать.

— Вы можете сказать, кто изображен на этих фотографиях?

— Могу, — сказала я, отодвигая их от себя на край барьера.

— Кто на них изо…

— Я.

Не дослушав вопрос, я заплакала. Сдерживая слезы, начинаешь хлюпать носом и только портишь впечатление.

— Воспроизводят ли эти фото в правдивой и достоверной форме ваш внешний вид после нападения на вас вечером восьмого мая тысяча девятьсот восемьдесят первого года?

— Я выглядела еще ужаснее, но это достоверные изображения.

Пристав подала мне стакан воды. Я потянулась за ним, но не удержала — стакан упал.

— Извините, — сказала я, заливаясь слезами.

У нее в руках была коробка бумажных салфеток «клинекс»; я стала неловко вытирать ей лацкан.

— Вы отлично выступаете, — сказала мне железная женщина. — Дышите глубже.

Это напомнило мне слова санитарки, дежурившей в ночь изнасилования: «Отлично! По частям его расфасуем».

Мне повезло: люди меня всегда поддерживали.

— Вы готовы продолжать? — спросил меня судья. — Можно сделать небольшой перерыв.

— Я готова продолжать. — Откашлявшись, я утерла глаза.

Передо мной лежал мокрая, скомканная бумажная салфетка; не хотелось бы ей уподобиться.

— Можете сказать суду, во что вы были одеты в тот вечер?

— На мне были джинсы, голубая блузка рубашечного покроя и бежевая кофта толстой вязки, туфли-мокасины, нижнее белье.

Мастин, до этого стоявший у стола обвинения, теперь двинулся вперед с большим прозрачным пластиковым пакетом.

— Предъявляю вам пакет, который значится в материалах дела под номером восемнадцать. Посмотрите, пожалуйста, на содержимое пакета и скажите, знакомы ли вам эти предметы.

Он протянул мне пакет. Я не видела этой одежды с того злосчастного вечера. Содержимое пакета составляли плотно упакованные позаимствованные мною в тот день джинсы, мамина кофта-кардиган и блузка с воротничком. Я взяла у него мешок и прижала к бедру.

— Да.

— Что вы можете сказать о содержимом этого пакета?

— На вид это те джинсы, блузка рубашечного покроя и кардиган, которые были на мне. Не вижу белья, но…

— У вас под правой ладонью.

Я сдвинула руку в сторону. Белье было позаимствовано у мамы. Она любила телесный цвет, а я — белый. Трусы настолько пропитались кровью, что о настоящем цвете мне напомнил лишь один незамаранный кусочек.

— Да, это мое, — сказала я.

Суд учел этот пакет как вещественное доказательство.

Мастин подошел к концу событий того дня. Он установил, что я возвратилась в Пенсильванию, так и не сумев выбрать в картотеке Управления охраны общественного порядка фотографию своего обидчика. Далее мы перешли к событиям осени, предварительно установив дату моего возвращения к началу семестра.

— Теперь я прошу вас сосредоточиться на второй половине дня пятого октября. Помните события того дня?

— Да, помню одно конкретное событие.

— Находится ли сегодня здесь, в зале суда, человек, напавший на вас в Торден-парке?

— Да, находится.

Тут я сделала то, против чего меня предостерегали. Сосредоточила пристальный взгляд на лице Мэдисона. В течение нескольких секунд я не вспоминала ни о Гейл и Мастине, ни о суде.

— Вы можете сказать, где он сидит и во что одет? — донеслись до меня слова Мастина.

Прежде чем я ответила, Мэдисон склонил голову.

— Он сидит рядом с мужчиной в коричневом галстуке; одет в костюм-тройку серого цвета, — сказала я.

Мне доставило мстительное удовольствие указать на безобразный галстук Пэкетта и одновременно описать Мэдисона не по цвету кожи, как кое-кто мог бы ожидать, а по костюму.

— Попрошу внести в протокол, что потерпевшая опознала обвиняемого, — сказал Мастин.

В течение всего оставшегося допроса стороны обвинения я не отрывала глаз от Мэдисона дольше, чем на пару секунд. Я хотела вернуть отнятую жизнь.

События пятого октября Мастин выяснял долго. Мне пришлось описать Мэдисона: как он выглядел в тот день, что говорил. За это время он сам только раз поднял склоненную над столом голову. Встретив мой взгляд, Мэдисон отвернулся и стал смотреть в окно на городской пейзаж.