Элис Сиболд: Счастливая

Как он ни пыжился, ему пришлось помогать себе рукой.

Я неотрывно смотрела ему в глаза. Боялась отвести взгляд. Думала: стоит только зажмуриться — и провалишься в преисподнюю. Чтобы остаться в живых, надо присутствовать здесь до последнего.

Он обзывал меня гадиной. Ругался, что у меня все сухо.

— Прости, прости, — повторяла я; сама не знаю, почему нужно было все время извиняться. — Я девушка.

— Не фиг пялиться, — буркнул он. — Зенки закрой. Чего трясешься?

— Я не нарочно.

— Вот и не дергайся, а то хуже будет.

Я сумела унять дрожь. Собрала все свою волю. Но мои глаза смотрели еще пристальнее. Его кулак заворочался у меня между ног. Пальцы — не то три, не то четыре — полезли внутрь. Там что-то лопнуло. Потекла кровь. Зато ему больше не было сухо.

Он оживился. Проявил интерес. Теперь во мне ходил, как поршень, целый кулак, а я старалась думать о другом. В мозгу крутились стихотворные строчки, выученные в школе: у Ольги Кабрал есть стихотворение, которое мне больше нигде не встречалось, называется «Кресло Лилианы»; потом вспомнилось еще одно — «Собачий приют» Питера Уайлда. Нижняя часть моего тела будто утратила чувствительность, а я вспоминала стихи. Молча шевеля губами.

— Кому сказано, кончай пялиться, — бросил он.

— Прости, — выговорила я. — Ты такой сильный. — Это был очередной заход.

Ему понравилось. Он стал наяривать с удвоенной силой. Мой копчик разбивался о землю. В спину и ягодицы впивались осколки стекла. Но у насильника что-то не заладилось. Точнее сказать не берусь.

Отстранившись, он теперь стоял на коленях.

— Ноги подними, — велел он.

Не понимая, что ему нужно, — у меня ведь не было ни любовного опыта, ни даже книжных познаний, — я задрала ноги вертикально вверх.

— Раздвинь.

Я и это сделала. Ноги не гнулись, они стали каучуковыми, словно у куклы Барби. Его это взбесило. Ухватив меня за икры, он дернул руками в стороны, едва не разорвав меня пополам.

— Вот так и держи, — распорядился он.

И все сначала. Засунул в меня ручищу. Принялся терзать груди. Рвал соски, лизал их языком.

У меня текли слезы. Я куда-то проваливалась, но вдруг услышала голоса. Шаги по дорожке. Смех парней и девчонок. По дороге из школы я видела в парке отвязную тусовку, которая праздновала конец учебного года. Мой мучитель, похоже, ничего не слышал. Нужно было пользоваться моментом. Я издала резкий вопль — и у меня во рту немедленно оказался его кулак. Неподалеку опять зазвучал смех. Он несся прямо по направлению к тоннелю, в нашу сторону. Улюлюканье, гогот. Разухабистое веселье.

Мы застыли; кулак лез мне в горло, пока гуляки не пошли своей дорогой. Их праздник продолжался. Мой второй шанс на спасение растаял.

Но насильника это сбило с толку. Он не рассчитывал, что дело настолько затянется. И предложил мне надеть штаники. Буквально так и сказал. Мерзкое словцо.

Я прикинула, что будет дальше. Меня трясло, но, по крайней мере, теперь казалось, что он насытился. Судя по количеству крови, его цель была достигнута.

— Ну-ка, отсоси. — Он выпрямился во весь рост, а я ворочалась в грязи, пытаясь собрать одежду.

От пинка я сжалась в комок.

— Отсоси, я сказал. — Его рука приподняла пенис.

— Как это? — не поняла я.

— Что значит «как это»?

— Откуда мне знать? — выдавила я. — У меня не получится.

— Возьми в рот.

Я стояла перед ним на коленях.

— Можно хотя бы лифчик надеть?

Во что бы то ни стало нужно было одеться. Мой взгляд упирался в его мускулистые, волосатые, колоколом утолщавшиеся от колен ляжки и вялый пенис.

Безжалостные руки стиснули мне голову.

— Возьми в рот и соси.

— Как соломинку? — спросила я.

— Типа того.

Сначала пришлось взять его член в руку. Совсем маленький. Горячий, дряблый. От моего прикосновения он чуть дрогнул. Грубые руки дернули мою голову; я приоткрыла губы. Ощутила нечто на языке. По вкусу — то ли грязная резина, то ли паленая шерсть. Как могла втянула в рот.

— Да не так. — Он с досадой оттолкнул мою голову. — Ты что, не знаешь, как минет делается?

— Откуда мне знать? — сказала я. — Говорю же, я никогда этим не занималась.

— Вот сучка, — бросил он.

Придерживая безжизненный пенис двумя пальцами, он стал на меня мочиться. Короткая, резко пахнущая струя задела губы и нос. Его вонь — густая, неистребимая, тошнотворная вонь — липла к моей коже.

— Ложись, — скомандовал он. — Будешь делать, что скажу.

Я подчинилась. Когда он приказал мне закрыть глаза, я сообщила, что без очков все равно ничего не вижу.