Ирина Волчок - Журавль в небе

И большой товарищеский чай с обильной выпивкой и закуской в конференц-зале офиса «Стройинвеста» оказался вполне терпимым мероприятием. Правда, как Оля и предупреждала, народу набежало несчитано, но обошлось без торжественных речей и вручения поздравительных адресов в красных кожаных папках, чего она боялась больше всего. Ее умненькая помощница с добровольцами как-то так все организовали, что даже какой-нибудь важный чиновник, рвущийся любой ценой выполнить возложенную на него миссию — поздравить именинницу, и тот мгновенно оказывался окружен молоденькими-хорошенькими, отведен к столу, напоен-накормлен, обсмотрен ласковыми взглядами, обчирикан льстивыми комплиментами, и сам не замечал, как через пять минут уже плясал, пел вместе со всеми хором, травил анекдоты и переставал орлиным взором искать трибуну с микрофоном. Тамара замечала виртуозные маневры своих девочек, восхищенно крутила головой, улучила минутку, шепнула Оле на ухо:

— Умница! Век не забуду… Можешь рассчитывать на повышение зарплаты.

— А! — Оля засмеялась, сверкнув хмельными веселыми глазами. — Не корысти ради… Это наш подарок вам.

И опять побежала перехватывать кого-то на полдороге, передавать кого-то с рук на руки, пристраивать новые букеты в пластиковые ведра — все вазы, банки, кувшины и прочие подходящие емкости были уже давно заняты цветами.

И Тамара вместе со всей толпой пила, ела, танцевала, пела хором и травила анекдоты. Время от времени ее кто-нибудь отлавливал и вытаскивал на лестницу — покурить, в относительной тишине перекинуться парой слов, поздравить и комплимент сказать. Почти никто не заговаривал о делах, только двое попросили назначить встречу «на побыстрее», а то вопрос очень важный, и Тамара тут же записала, чтобы не забыть, шариковой ручкой на запястье под широким топазовым браслетом день и час. Да, а топазы-то ее никакого особого фурора не произвели, паче чаяния. Ахали и хвалили, конечно, но все больше саму Тамару, а не ее роскошные украшения. Наверное, потому, что принимают их за стекло, догадалась она. Уж слишком их много, уж слишком они большие и разные, чтобы быть настоящими, — широкий ошейник с подвесками, широкие, как кандалы, браслеты, длинные, до плеч, серьги, да еще на туфлях такие же висюльки — разве драгоценностей может быть так много на одном человеке? Тем более — на ней, ведь она даже обручальное колечко не носила. Только банкир один откровенно ошалел, увидев все это золотисто-чайно-медовое, взял ее за руку, чтобы поцеловать, уткнулся взглядом в перстни, потом — в браслет, потом поднял глаза на ожерелье — и ошалел, забыл и руку целовать, и слова говорить. Понимает, наверное… Это хорошо. Можно будет при необходимости кредит взять на хороших условиях.

Михаил Яковлевич пригласил ее танцевать, долго молчал, улыбался печально, потом сказал потихоньку:

— Вот видите, я был прав — это именно для вас было заказано. На ком-то еще это было бы… нет, не представляю.

Слова его вызвали из памяти мрачные черные глаза, насмешливые сургучные губы и низкий глуховатый голос: «Какая ты все-таки дурочка», — и печаль на мгновение сдавила ей сердце, но тут же отпустила. Тамара вздохнула:

— Жаль, что его нет.

— Да, жаль, — согласился Михаил Яковлевич. — Но вы справляетесь.

Она справлялась. И с работой, которой было всегда слишком много, а она все прибавлялась, бизнес разрастался, казалось, само собой, без всяких усилий с ее стороны. Она справлялась со своим любимым проектом расселения гнусных развалюх, и этим особенно гордилась. Она прекрасно справлялась со всеми проблемами дочерей — во всяком случае, с теми, которые можно было решить с помощью денег. Квартира, мебель, отдых, быт — подумаешь, проблемы! Теперь она могла организовать все это за полтора часа, и все — лучшего качества, и при этом не пересчитывать оставшиеся в кошельке копейки. Тысячи, оставшиеся в кошельке, она тоже могла не пересчитывать. В общем-то в ее кошельке не было никаких тысяч. В ее кошельке теперь были только пачка визиток и пачка кредитных карточек. Она до сих пор к этому не привыкла, потихоньку радовалась и очень гордилась, что может позволить себе все, что хочет. Правда, ей по-прежнему ничего особенного не хотелось, к тряпкам она была равнодушна, в еде непривередлива, да и вся ее семья привыкла питаться так, как она сама, как еще дедушка с бабушкой приучили — все очень простое, только необходимое, а по праздникам — домашние пироги, салаты, соленья-варенья и «Советское» шампанское, непременное украшение праздничных столов советских же времен. Нет, она так и не научилась тратить деньги на прихоти, а может быть, никаких особых прихотей у нее и не было. На дочек — да, сколько угодно, если это, конечно, на пользу, а не на глупости какие-нибудь. Наташка пару раз пробовала вымогать у нее глупости — то машину спортивную ей захотелось, то вдруг она решила, что пора уж наконец бросить свой юридический, снять квартиру в Москве, устроиться работать на телевидение… Но и с Наташкой она справилась, причем без особого труда, — наверное, Наташка не так уж и мечтала об этой машине и об этом телевидении. Еще Тамара справлялась со множеством проблем множества своих друзей; если при этом требовались деньги — она тратила не задумываясь, но, как ни странно, деньги у нее просили редко, особенно друзья. Чаще нужны были консультации ее юристов, ее связи, ее авторитет, ее знакомства «наверху». С этим Тамара справлялась одной левой, с особым шиком и виртуозностью, тем более что ее знакомые «наверху» сами то и дело обращались к ней со своими проблемами, и авторитет от интенсивной эксплуатации не тратился, а только прирастал.