Ирина Волчок - Журавль в небе

Тамара отдала подготовку праздника на откуп Оле и примкнувшим к ней добровольцам — и благополучно забыла об этом. Однако накануне ей напомнили, рассказали, где, когда и как все будет происходить, потребовали парадную форму одежды и хоть какой-нибудь макияж…

Вечером дома она закрылась в своем «рабочем кабинете», вынула из сейфа полированную деревянную шкатулку, долго не решалась ее открыть. Потому что знала, что под крышкой — свернутый лист бумаги, на котором корявым почерком Юрия Семеновича написано две фразы. Она однажды уже прочла их — и потом не спала ночами, и плакала, и ходила в церковь… Она все-таки открыла шкатулку, и бумажная трубочка тут же развернулась, и она будто не глазами прочла, а услышала голос Юрия Семеновича: «Наполеон, Александр Македонский и мать Тереза! Я вас всех люблю». Тамара подержала записку в руках, машинально обводя пальцем контуры крупных корявых букв. Мы не говорим о любви, мы уже не школьники, мы взрослые люди, мы все понимаем… Что там еще он говорил? Она слышала только то, что он говорил, а понимать и вовсе ничего не понимала. «Я вас всех люблю». Не у кого попросить прощения за тот внезапный ужас: а вдруг врагами станем?

Тамара отложила записку в сторону, стала вытаскивать из бархатных недр шкатулки прохладную тяжесть камней, вправленных в тонкую вязь золотой сетки, — что-то сложное, хитро перекрученное, с длинными подвесками и асимметричным рисунком. Не слишком рассматривая, наскоро разбиралась с застежками, вешала на шею, вдевала в уши, защелкивала на запястьях, нанизывала на пальцы. Камни и металл сразу согревались, пригревались на ней, приживались. Она никогда не носила таких украшений, она вообще не носила никаких украшений, но эти будто принадлежали ей давным-давно, будто уже знали тепло ее кожи, будто лежали и ждали, когда она их опять наденет. Зеркала в ее «рабочем кабинете» не было, она вышла в прихожую, включила все светильники, которые там были, и нерешительно уставилась в зеркало. Да… Со старым спортивным костюмом весь этот изыск смотрелся довольно странно. А правда — в чем же она пойдет завтра? Она так и не занялась своим гардеробчиком. У нее по-прежнему были те же офисные костюмы, дорогие и невыразительные, те же строгие юбки и еще более строгие блузки — униформа бизнес-леди.

— Мне не с чем это носить, — сообщила Тамара своему отражению. — Дожила.

Отражение скроило сочувственную мину и согласно кивнуло.

— С белым платьем, — прозвучал голос Николая у нее за спиной. — У тебя белое платье есть.

Она оглянулась, смущенная тем, что он застукал ее за… вот за этим. Николай стоял в проеме двери, ведущей в гостиную, и с каким-то странным выражением смотрел на нее.

— У меня нет белого платья. — Тамара отвела глаза и почему-то прикрыла рукой сверкающую тяжесть ожерелья. Но на руке точно так же сверкали широкий браслет и два вычурных перстня, и она опустила руку.

— Есть белое платье. Ты просто забыла. Не носила — вот и забыла. Длинное такое.

А правда, забыла. Года три назад Ленка навязала ей платье, которое купила себе, но промахнулась на размер. Или просто поправилась слишком быстро. Длинное льняное чуть кремовое платье Тамаре нравилось — теоретически. Надевать его было некуда, для всяких презентаций оно было вызывающе простым, для работы — слишком светлым, для лета — слишком длинным, а в гости надевать было жалко — обязательно вином зальют или кетчупом заляпают. И туфли подходящего оттенка у нее были, новые, но вполне удобные туфли, она в них целый день может продержаться.

— А… что это? — прервал ее размышления Николай, глядя на нее все с тем же странным выражением. — Ты вроде никогда бижутерию не носила. Недавно купила, да?

— Это не бижутерия, — вздохнула она. — И я не покупала…

Но больше ничего сказать не успела — в замке щелкнул ключ, входная дверь распахнулась, и в квартиру влетела Наташка, чуть не сбив мать с ног.

— Ух ты! — заорала она, восторженно тараща глаза, и пошла вокруг Тамары, как вокруг скульптуры на выставке. — Ничего себе! Ма, ты где эти феньки оторвала? Почем брала? Дашь поносить?

— Нипочем не брала. Это подарок. — Тамара обиделась на «феньки». — Ишь ты, поносить ей… Может, тебе еще и «мерседес» хочется?

— А кто подарил? Ну, дай разок надеть! — не унималась Наташка.

— Юрий Семенович, — не сразу ответила Тамара и, заметив, как Николай с Наташкой непонимающе переглянулись, стала объяснять, путаясь в словах: — То есть он не дарил… Он хотел подарить, но не успел… Это его юрист мне передал, уже потом, когда Юрий Семенович умер… Я не хотела брать — зачем мне? Но Михаил Яковлевич, юрист, говорит, что это подарок…