Мария Галина - Красные волки, красные гуси (сборник)

И над всем этим заливался заходящийся женский плач.

Грохот все еще раздавался – но это уже было эхо взрыва, сверху падали какие-то обломки, что-то взрывалось в магазинчиках и кафе, фонтан на первом этаже превратился в облачко пара.

Я осторожно поднялся. Глаза запорошило осыпавшейся штукатуркой, и какое-то время я тер глаза, смаргивая слезы. Доминик лежал в витрине, неловко раскинув крылья. Из горла у него торчал обломок стекла, и лунный мажор на картине был залит кровью.

Себастиан медленно выбирался из-под покосившегося стенда. Он оглушенно пробормотал:

– Что это было?

Я сквозь зубы сказал:

– Похоже на бомбу…

Тут он увидел тело.

– Старший! – Он потряс Доминика за плечо, потом в ужасе уставился на измазанные в крови растопыренные пальцы. – Лесь, он…

– Да…

– Но как же… – Он озирался, не в состоянии осмыслить случившееся. – Почему?

– Откуда я знаю – почему.

Он скорчился и застыл, прижав руки к животу. Господи, подумал я, он же сейчас вырубится.

– У тебя шок, – сказал я, – уходи. Нужно выбираться. Тут сейчас опасно – могут начаться пожары.

Тогда весь Пассаж превратится в гигантскую душегубку. Часть выходов и так наверняка завалило, остальные – забиты обезумевшими людьми и мажорами.

– А ты?

Я сдернул со стенда пестрые тряпки.

– Пойду вниз. Наверняка кто-то еще нуждается в помощи. А ты иди… и позвони родителю, пока он там с ума не сошел.

– Нет, – твердо сказал Себастиан. – Я побуду тут. С Домиником… Одного нельзя, Не положено. Зачем это, Лесь? Зачем?

Я молча пожал плечами.

Если бы Себастиан не завел тот разговор про Нижний Город, я, пожалуй, не обратил бы внимания – и даже теперь не был уверен, действительно ли в нарядной толпе мелькнула та женщина, с которой я столкнулся в церкви? Сейчас-то она была одета и причесана, как преуспевающая горожанка, но ошибиться трудно – она была очень красива. Невероятно красива.

Домой я добрался только за полночь. Вся одежда была перемазана задубевшей, высохшей кровью, я содрал ее, кинул в бак стиральной машины и в одних трусах уселся перед телевизором с банкой пива в руках – переодеваться сил уже не было. Тут же позвонила Валька, совершенно обезумевшая, – похоже, она пыталась прозвониться последние часа четыре, не меньше, с тех пор как сообщения о взрыве впервые появились в сводках новостей. Я сказал ей: со мной все в порядке.

– Но где же ты был? – надрывалась она.

Чтобы не слишком пугать ее, я сказал, что был на призывном пункте – нас мобилизовали – всех, у кого начальная медицинская подготовка. Слишком много жертв, «Скорая» не справлялась.

Жертв и впрямь было много.

Я включил телевизор: обычно после двенадцати идет какой-нибудь симфонический концерт по первой, да унылый сериал по второй, но сейчас все каналы были забиты новостями, сводки следовали через каждые полчаса, но толком так ничего нового я не узнал – то ли в действительности ничего не известно, то ли информацию засекретили. С них станется, подумал я, хотя шила в мешке не утаишь – Пассаж все-таки, центр Города, а число жертв перевалило за две сотни – из них по меньшей мере половина мажоров, а некоторые останки до сих пор не могут опознать.

После первых выпусков, в которых сквозила растерянность и факты подавались без всяких комментариев, последовали первые официальные заявления – даже на втором канале их читал мажор, а не человек, что само по себе подчеркивало их официальность. Пока никто не взял на себя ответственность за взрыв, сказал он, но устройство было слишком мощным, чтобы считать случившееся в Пассаже делом рук какого-нибудь одного маньяка. Взрывчатку, понятное дело, используют на строительных работах, но о фактах хищения за последнее время ничего не известно, да и речь шла не просто о взрывчатке, а о бомбе с часовым механизмом; взрыв произошел в конце дня, когда Пассаж переполнен, и это отнюдь не случайно.

Я провалялся в постели дольше обычного, но торчать дома в одиночестве было совсем уж тошно. Позвонил Киму – его не было… Должно быть, ушел по вызовам.

К утру ничего не прояснилось. Разве что сказали, что все выходы из города перекрыты, на мостах и трассах стоят кордоны, а речной вокзал оцеплен. Насколько я понял, Нижний Город оцепили тоже. Может, им все же что-то известно?

Я включил приемник – хотел послушать Америку, но ее глушили, как давно уж не глушили.

Дело шло к полудню, когда я все же собрался в институт. Но по пути к остановке меня перехватил Себастиан.