Владимир Ераносян - Фронтмен

Внешне уроженка страны, поделенной партизанами и «парамилитарес» на плантации коки, была абсолютной противоположностью Оле, но нисколько не уступала московской блондинке в привлекательности. По-видимому, венесуэльские и колумбийские мужчины были от нее без ума. Однако я, хоть и любовался ею, поначалу делал это с какой-то сомнамбулической отрешенностью и даже холодцой. Слишком свежи были воспоминания о женском непостоянстве, независимом от национальностей и рас. Тот факт, что среди мужчин предательство культивируется не меньше, никак не влиял на лавинообразно усилившееся в последнее время разочарование именно женщинами. Здесь хочется ввернуть красивость — еще кровоточил рубец на израненном сердце…

Мой новый статус наводил на неприятные размышления. В Москве моя репутация была под угрозой. Меня успокаивало лишь то, что там после всего случившегося мне итак не светило продолжить карьеру успешного промоутера с плавным переходом в кинодраматурги. Все кардинально перевернулось. Я окунулся в незнакомую мне полукриминальную жизнь кидалы. Да, именно кидалы, ибо как еще назвать продуманную и с Божьей помощью воплотившуюся в жизнь операцию по извлечению такого количества денег из хранилищ, которые не нашли и не вскрыли бы даже налоговики.

Но ведь это не про меня. Какой из меня мошенник… Кидала ведь — это не профессия, а состояние души. Явно не моей, потому что мне было наплевать, где эти чертовы четыре с половиной миллиона евро. К тому же я не наказывал «лохов», как это делали реальные обманщики. Все наоборот, это меня считали безропотным «лохом», об которого можно было безнаказанно вытереть ноги. Считали те, кого я так виртуозно ограбил. Правда, сейчас я вовсе не гордился собой за осуществленную хитроумную комбинацию с привлечением флэшмоберов, Цируса и Валико. Я снова казнил себя за ту жертву, которая была безвозвратной. Погибшего друга мне не вернуть…

Как все могло так обернуться? Я ведь готов был рисковать до конца только собой, но не близкими мне людьми. Но все вышло так плохо, и жизнь завертела меня в новой свистопляске, сверкающей блеском нелегальных африканских алмазов, которые я должен был продать в Венесуэле.

— Вы говорите по-английски? — рядом со мной неожиданно очутилась прекрасная колумбийка, улучившая момент, когда мои соседи отправились в туалет.

— Немного.

— Вы турист или бизнесмен?

— Турист.

— Это хорошо, бизнесменам у нас сейчас плохо приходиться. Революция. Уго Чавес… Слышали?

— Да.

— Он выгнал всех олигархов, национализировал нефтяную промышленность и собрался приватизировать банки. У меня тоже есть сбережения. В «Меркантил Банке». Как вы думаете, я смогу их оттуда забрать?

— Когда Советский Союз распался, бедные люди не смогли спасти свои сбережения. У вас все наоборот. Чавес ведь за бедных. Бедные все получат. Но, наверное, за счет богатых.

— У меня там сорок тысяч боливаров. Это где-то тысяч пятнадцать евро. В депозитной ячейке. Я богатая?

— Во всяком случае, непосредственная. Красивой девушке не обязательно быть богатой, — улыбнулся я.

Она поблагодарила меня за комплимент, тяжело вздохнув:

— Я приехала в Каракас из Колумбии полтора года назад. Это все мое состояние. Оно мне далось нелегко. Я работаю в «Ди Анджело», бывали там?

— Нет, я лечу в Каракас впервые.

— Это самый модный в столице стрип-клуб. Там самые красивые девушки.

— Верю.

— Мне приходится спать за деньги… — ни с того, ни с сего призналась девушка.

— Тоже верю. Здесь вы меня не удивили.

— Но я больше не хочу спать за деньги. Поэтому я хочу получить свои сбережения и вернуться обратно в Боготу. И для этого я готова на все. Спасибо Вам, — Она одарила меня своей обворожительной улыбкой, встала и пошла на свое место.

Мне было непонятно, почему девушка открылась незнакомому человеку, вовсе не похожему на психоаналитика. Непонятно, но приятно… Я не ответил ей на столь животрепещущий для нее вопрос. Но она сказала мне «спасибо». За что? Откуда мне знать, что происходит в Венесуэле, чьи интересы защищает Боливарианская революция Чавеса, и сможет ли девушка легкого поведения убедить опальных банкиров, что ее сбережения подлежат обязательному возврату. Банкиры ведь могут выместить свою обиду на Чавеса на простых людях. Стоит им только объявить о банкротстве, и адьос, амигос! Ой, я не спросил, как зовут красотку… Настал черед подойти мне.

— Я не представился, меня зовут Вова.