– Такой должна быть смерть, любовь моя, – прошептала Кораль, когда они нашли друг друга.
– Ты ошибаешься, – ответил Мануэль. – Такой будет наша с тобой жизнь.
На следующее утро Мануэль сказал Кинтину, что ему нужно переговорить с ним по важному делу, но Кинтин ответил: пусть подождет до вечера. После ужина у них будет время, чтобы спокойно поговорить о чем угодно. Я заметила, что с Мануэлем происходит что-то странное. Он говорил мне о неладах с отцом, которые возникли из-за флажка на стене его комнаты, но, вместо того чтобы чувствовать себя загнанным в угол, сейчас он ходил, улыбаясь от уха до уха. Когда я попыталась узнать, в чем дело, он обнял меня, заверил, что я – лучшая мама в мире, но ничего не рассказал.
В тот вечер Мануэль спустился в столовую в пиджаке и в галстуке вместо обычной экипировки – футболка и джинсы. Он был аккуратно причесан, а на безымянный палец надел кольцо Мендисабалей. Я поняла – он что-то задумал. Вилли уже был в столовой – в рабочей блузе художника и клетчатой рубашке. От него пахло скипидаром, потому что весь вечер он рисовал. Кинтин был в элегантном костюме от Сен-Лорана, а я – в простой блузе от Фернандо Пена. Мы сидели вокруг стола работы Луи Мажореля, резные ножки которого представляли собой цветы лилии; мы купили его во время нашей поездки в Барселону в прошлом году. Кнопка звонка для вызова прислуги была спрятана под ковром, и я незаметно нажала на нее кончиком туфли. Тут же появилась Виктория с тарелками дымящегося супа на подносе.
За ужином Кинтин попытался быть с Мануэлем поласковее.
– Ты такой же упрямый, как твоя мать, – сказал он, протягивая ему руку и пытаясь все обратить в шутку. – Я жду только одного: чтобы ты мне подчинился, и ты сразу же получишь назад свою должность. Ты убрал флажок?
Мануэль пригладил волосы и выпрямился на стуле.
– Нет, папа, еще не убрал. Но ты не беспокойся. Я не сторонник независимости. Мне нужно поговорить с тобой о чем-то куда более важном.
После ужина они прошли в кабинет и закрыли дверь. Кинтин решил не принимать всерьез мятежного поведения сына. Настанет день, когда «Импортные деликатесы» будут принадлежать ему, так же как и все прибыльные коммерческие связи Буэнавентуры. Этой историей с флажком Кинтин испытал его и был доволен реакцией Мануэля. Тот показал себя человеком, способным защищать свои права. На следующий день он собирался отдать распоряжение служащим вернуть рабочий стол Мануэля в офис напротив своего кабинета и восстановить сына в должности бухгалтера. Но то, что сказал ему Мануэль, повергло его в крайнее изумление.
– Я влюблен в Кораль Устарис, папа, и она меня тоже любит, – сказал Мануэль. – Мы бы хотели пожениться как можно скорее, но мы нуждаемся в твоей поддержке. Поскольку у нас нет денег, мы хотим попросить у тебя ссуду, достаточную для приобретения квартиры. Нам обоим уже исполнился двадцать один год, и мы могли бы поселиться отдельно, но мы не хотим делать этого, не поставив в известность тебя и маму.
Он говорил очень спокойно; у него и в мыслях не было, что отец может быть против.
Кинтин сидел в кресле за столом. На краю стола лежал карандаш, и Кинтин, достав из кармана точилку, стал его сосредоточенно затачивать. В кабинете было так тихо, что слышно было, как светлая стружка от карандаша с шуршанием падает на полированную крышку стола.
– Ты знаком с матерью Кораль Устарис? – осторожно спросил Кинтин Мануэля.
– Это сеньора, которую зовут Эсмеральда Маркес, кажется, она из Понсе. Мама говорит, она ее лучшая подруга. – И простодушно добавил: – Однажды мы приходили к ним в гости в Старом Сан-Хуане, когда мы с Вилли были еще маленькие. Мы давно знаем Перлу и Кораль.
Кинтин удивленно поднял глаза:
– Исабель водила тебя в дом Эсмеральды Маркес?
– Конечно, водила, – ответил Мануэль. – А почему она не должна была водить?
– Сейчас покажу почему, – сказал Кинтин. И нарочно оцарапал себе кончик указательного пальца точилкой, так что на стол упала капля крови. – Видишь эту кровь, Мануэль? В ней нет ни капли арабской, еврейской или негритянской крови. Многие умирали за то, чтобы сохранить ее чистой, как снега Гуадаррамы. Мы воевали с маврами и в 1492 году выгнали их из Испании, а вместе с ними и евреев. Когда твой дед приехал на Остров, приходские священники держали специальные книги, куда записывали браки только между белыми. Многие из этих книг сохранились до сих пор; священники ревностно оберегают их, хотя не все про это знают. Уверяю тебя, брак Эсмеральды Маркес и Эрнесто Устариса не обозначен ни в одной из них, потому что Эсмеральда – мулатка. И потому ты не можешь жениться на Кораль Устарис.
Читать дальше