Сергей Григорьев - Морской узелок. Рассказы

— Господин юнкер, а для чего вы у нас сторожите?

— Не приказано говорить. А ты думаешь, зачем?

— Чтобы вина выпить да закусить!

Юнкер рассмеялся:

— Вострая девчонка!

На улице гуркнул автомобиль. Ферапонт отворил ворота и впустил во двор открытую машину со знаком Красного Креста.

Аганька с криком: «Доктор приехал!» — бросилась в дом. Автомобиль остановился у флигеля, перед входом в лазарет. Врач был в военной форме, он направился в лазарет, но распахнулась дверь главного входа, и Аганька закричала:

— Господин доктор! Барыня вас просят к ним сначала зайти. Очень нужно…

Доктор последовал за Аганькой. Она помогла ему раздеться и повела в комнату Анны Петровны. Темные шторы на окнах спущены. Горит один голубой электрический ночник. Анна Петровна поднялась из кресла навстречу врачу и протянула руку для поцелуя.

— Какое счастье, что вы приехали!

— Ну, а как в лазарете?..

— Ах, в лазарете ужас! Там один умер и один выздоровел… А этот Варкин, вы его хорошо знаете, всех на дворе перемутил…

— Вы говорите: Варкин? Не помню. Один, вы говорите, умер и один выздоровел? А сколько всего?

— Там висит список… Кажется, тринадцать или пятнадцать. У меня все перепуталось в голове.

Доктор достал из кармана записную книжку и справился:

— Числится не тринадцать и не пятнадцать, а только одиннадцать. Если один умер, то десять. И вы говорите, еще один выздоровел. Это Варкин?

— Да нет же. Варкин был давно уже на ногах. У него рука в гипсе.

— Те-те-те! Помню. Веселый малый!

— Что в городе, доктор? Когда это кончится? Я совсем потеряла голову…

— Напрасно. Конечно, стрельба действует на нервы. Но у вас почти безопасно. Вот в переулках от Тверской к Никитской — там жарко. Дома прострелены, как решето! Я не мог к вам прорваться. Что я вам советовал: давно надо было закрыть лазарет. Все кругом закрыли, только флаги у ворот висят.

— Все равно стреляют, хотя и у нас флаг Красного Креста….

В вестибюле доктора ждала Лизавета Ивановна, в белом халате и белой повязке на голове.

— А, здравствуйте, здравствуйте, красавица!

Они вышли во двор и направились в лазарет.

В передней лазарета доктора встретил Варкин.

— Это ты, Варкин? — спросил доктор, взглянув на руку солдата.

— Точно так!

— Здравствуй, Варкин!

— Здравия желаю, товарищ доктор! Честь имею доложить, что в лазарете все обстоит благополучно. Раненых состоит прежнее число — одиннадцать человек. Свободных коек — одна.

Доктор разделся, покурил, вымыл руки и спросил тихонько Лизавету Ивановну:

— Умер кто? Какое было ранение? Почему Варкин говорит — одиннадцать? Ведь один умер?

— Никто не умер, — своим ровным ледяным голосом ответила Лизавета Ивановна.

— Но я слышал своими ушами от Анны Петровны сейчас!

— У вас есть свои глаза.

— Дайте халат.

Войдя в палату, доктор остановился, окинул взглядом койки и сосчитал: верно, двенадцать коек.

Все раненые, кроме одного, лежали на спине, а этот, с забинтованной головой, лежал на боку; он не то спал, не то прикинулся спящим. Доктор пробормотал:

— Однако у барыни-то невроз.

— Что вы сказали? — спросила Лизавета Ивановна.

— Ничего, это я про себя. Осмотрим ваши перевязки… Начнем отсюда.

Лизавета Ивановна откидывала одеяла. Взглянув на табличку в ногах с фамилией и описанием ранения, доктор делал перевязку и переходил к следующей койке.

— Молодцом, молодцом! Поправляйся! — говорил он каждому.

Не тревожа спящих, доктор подошел к солдату с забинтованной головой. Сквозь старый бинт слегка просочилась кровь.

«Общая контузия газами. Рана в голову. Ефрейтор Чириков Степан. № 989. Воинский билет № 2759».

Раненый открыл глаза.

— Здорово, Чириков! Как дела? Как самочувствие? Болит? На что жалуешься?

— Здравия желаю, ваше высокородие, товарищ доктор! Благодаря вашим заботам как будто лучше… — твердо ответил Чириков. — Вроде бы мне можно и вставать…

— А ну попробуй, голубчик, сядь. Так, так! Чудесно, чудесно! Поддержите его, Лизавета Ивановна. Спусти ноги, братец… Обопрись на сестру… Ну, попробуй встать… Молодцом! Через недельку я тебя выпишу.

— Да я бы хоть сейчас плясать, ваше высокородие!

— Ну, а ты, Варкин, что? — спросил доктор.

— Да все бы, товарищ доктор, ничего, только третий день будто в лихорадке.

— Мы все в лихорадке. До свидания, братцы…

— Счастливо, ваше высокородие! — ответил Чириков.

Доктор и Лизавета Ивановна вышли из палаты.