Юрий Цыганов - Гарри-бес и его подопечные

— Как вы тут без меня, безобразники, соскучились?

— Ох! — вздрогнул Калигула. — Я, кажется, приехал… мультик вижу… препротивный.

— Да это ж Гарик, пес пропащий, лучший друг солдат и творческой интеллигенции. Где гулял?

— Я смотрю, вы тут устроились: коньяк, пиво…

— Да уж нашлись добрые люди. Не дали сгинуть. Где пропадал, тебя спрашивают?

— Дела твои устраивал.

— Могу представить… Кстати, Димон, знакомься: Гарри-бес, мой персональный опекун. Хотя, между нами, ни на что путное не годится. Разве что за водкой сгонять. Тут равных нет. Профессионал. Чем нынче угощать будешь?

«Я тебя угощу, балагур, — подумал Гарри, — дай срок. Ты у меня увидишь видюшник кошмарный… все 666 серий.»

— Сейчас, между прочим, девушки придут, а у вас, извиняюсь, бычки в стаканах.

— Димон, ты кого-нибудь звал?

— Вполне возможно. Я когда выпью, всегда их выписываю.

Первой пришла Василиса-тусовщица. Гарри ретировался и залез в Егора. Он был взволнован и ждал Грушеньку.

— Василиса, — сказала Василиса.

— Маркиз де Сад, — сказал Калигула, — а это так… солдат один деморализованный, проездом…

— Ой, — сказала Василиса, посмотрев на Егора, — какой прикид! Вы художники-авангардисты? Вы здесь тусуетесь? Ну, в натуре, мальчики…

— Мы здесь работаем, — сказал Калигула строго. — Духовной жаждою томимы… тяжести поднимаем… в пустыне мрачной… Кто сколько выдержит. У меня лично четвертые сутки пошли.

— Ну, в натуре…

— Ты раздевайся, в натуре, Василиска, и покажи нам диво. — У тебя есть там, воще, что-нибудь интересное? И не возражать мне, не то вспылю. Я, когда выпью, взрывной и невоздержанный.

— Снимать все?

— Туфли можешь оставить.

— Не надо! — зарычал Гарри из Егора. — Тоже мне придумал… бал у Сатаны. Под Воланда косишь, а? Сапогов…

— Ты чего, старик, много выпил? Зачем тогда девушку от дел оторвали?

— Уберется пусть. Посуду помоет. Развели тут бардак!

— Вот те номер. Обижаешь, старик, и меня, и девушку Василису. Что о нас люди подумают…

— Я сказал, — прошипел Гарри леденяще.

— Ну так что ж тогда стало быть. Так, тык так. И никак иначе.

И тут вошла Грушенька…

…и тут вошла Грушенька. И все, кто был в наличии в зале: и Калигула, и Василиса-тусовщица, и Гарри-бес, сидящий в Егоре, и сам Егор — все без исключения отметили про себя ее появление.

Потому что Грушенька умела притягивать к себе со страшной силой, даже таких ушлых господ, каким был Гарри-бес.

Все посмотрели на Грушеньку, а Грушенька посмотрела на Егора и зарделась. В смысле потонула в волне чувств.

«Ну вот, — подумала Грушенька, — я так и знала, это ОН».

А Егор подумал: «Какая у нее классная задница. И вообще…».

А Дима Сапогов подумал так: «Я тут влачусь и дохну, как последний чечен, а бабы почему-то западают на этого орла…».

А Василиса-тусовщица прониклась догадкой: «По-моему, они уже трахаются… На медитационном уровне».

А Гарри-бес ничего не подумал. Он все знал наперед. Хотя, если честно, такого и он не ожидал.

Так началась эта любовная история.

Грушенька и Егор знать ничего не желали и видеть никого не хотели. Вход в подземелье был заблокирован, телефон отключен, Гарри изгнан. Хотя бес, он и есть бес — существо без чести и совести, от него разве избавишься? Нет-нет, да проявится его вкрадчивый норов. То зашуршит в темноте, то предмет какой-нибудь подвигает, а то, вообще, день с ночью поменяет и луну украдет.

Но это мало занимало Грушеньку, а Егора постольку поскольку. То есть тоже почти не занимало. «Пошел он, — думал Егор, — в болото. Никчемная личность, к тому же праздношатающаяся. Никакой от него красоты, одна пьянка».

Прямо скажем, погорячился Егор, недооценил хитреца…

Короче, все позабыли любовники: и день, и ночь, и луну.

И предавались страсти и нежности с утра и до утра. До полного изнеможения. И дни у них летели, как сумасшедшие. Будто не дни это, а коротенькие минутки. А страсть все не утихала. Напротив, становилась все сильней и безнадежней.

То есть в определенном смысле то был любовный огнь и угар. И конечно же, все в золотом дыму и блеске бриллиантов.

Но Грушенька была девушкой рассудительной, поняла, не кончится это добром. Пора на свет выбираться, не то погорим мы здесь вместе с суженым.

И когда Егор уснул, отрезала косу и стала из волос своих шелковых сеть плести. Всю ночь проработала, а утром шепчет Егору: «Как злодей-искуситель из тебя выйдет, ты на него сеть набрось. Может, удастся, убежим от него».