Марк Салливан - Под алыми небесами

Площадь погрузилась в тишину, только недоуменный ропот пронесся над толпой.

Один из заключенных начал что-то кричать чернорубашечникам и расстрельному взводу.

Это был Тулио.

– Вы трусы! – кричал Туллио. – Предатели! Делаете грязную работу за немцев и прячете свои лица. Вы жалкая кучка…

Началась стрельба. Первая пуля досталась Туллио. Друга Пино отбросило назад, а потом он сполз по стене на тротуар.

Пино рыдал, прикрыв лицо согнутой в локте рукой, а стрельба продолжалась, один за другим падали заключенные. Толпа обезумела, все кричали от ужаса, началась давка, все хотели уйти с площади подальше от стрелков, обагривших стены домов на Пьяццале Лорето и землю вокруг пятнадцати мучеников – кровью, продолжавшей растекаться, даже когда выстрелы стихли.

Пино с закрытыми глазами сполз вниз, оседлал нижнюю балку, он слышал крики, доносившиеся с Пьяццале Лорето, словно откуда-то издалека, приглушенные.

«Мир не может быть таким, – пытался убедить он себя. – Он не может быть настолько больным и таким жестоким».

Он вспомнил, как отец Ре призывал его служить высокому делу, и вдруг поймал себя на том, что произносит слова из молитвы «Аве Мария» за мертвых и умирающих. Он дошел до последних слов: «Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей…»

– Форарбайтер, черт побери! – услышал он голос генерала Лейерса. – Вы что – оглохли?

Пино повернулся, как в тумане, увидел генерала, который все еще стоял на балке, на его лице застыло каменное, холодное выражение.

– Спускайтесь, – сказал Лейерс. – Мы уезжаем.

У Пино возникло желание сбить немца с ног, чтобы тот упал с более чем четырехметровой высоты на бетонный пол. Потом Пино спрыгнул бы и задушил генерала своими руками, чтобы уж наверняка. Лейерс допустил эту жестокость. Он стоял в стороне, когда…

– Я сказал – спускайтесь.

Пино спустился, чувствуя себя так, будто часть его мозга была выжжена навсегда. Лейерс спустился после него и уселся в машину. Пино сел за баранку и захлопнул за собой дверь.

– Куда, mon général? – спросил он, чувствуя себя опустошенным.

– Вы знали одного из них? – спросил Лейерс. – Я слышал, вы плакали.

Пино помедлил, его глаза наполнялись слезами.

– Нет, – сказал он наконец. – Просто я никогда раньше не видел ничего подобного.

Генерал внимательно посмотрел на него в зеркало заднего вида, потом сказал:

– Езжайте. Здесь делать больше нечего.

Когда Пино завел двигатель «даймлера», другой немецкий автомобиль уже разворачивался в направлении пропускного пункта. Заднее окно у него было опущено. Пино увидел, что на них смотрит полковник Рауфф. Пино хотелось нажать на педаль газа и врезаться в бок автомобиля шефа гестапо. Машина Рауффа не устоит против «даймлера». Может быть, он даже убьет Рауффа, отчего мир станет гораздо лучше.

– Подождите, пока они проедут, – сказал генерал Лейерс.

Пино дождался, когда машина полковника Рауффа скрылась среди домов, и только после этого тронулся сам.

– Куда, mon général? – снова спросил он, а перед глазами у него все стоял Туллио, бросавший обвинения чернорубашечникам, прежде чем пули сразили его.

– Отель «Реджина», – сказал Лейерс.

Пино поехал в сторону отеля.

– Если позволите, mon général, что будет с телами?

– Будут лежать там до темноты, а потом родственники смогут их забрать.

– Весь день?

– Полковник Рауфф хочет, чтобы весь Милан, в особенности партизаны, видели, что происходит, когда убивают немецких солдат, – сказал Лейерс, когда они миновали пропускной пункт. – Дикари, идиоты. Неужели они не понимают, что лишь увеличивают число итальянцев, которые хотят убивать немецких солдат? Вы, форарбайтер, вы хотите убивать немцев? Хотите убить меня?

Пино был сражен этим вопросом, он даже подумал, что генерал читает его мысли. Но он тряхнул головой и сказал:

– Non, mon général. Я хочу жить в мире и довольстве, как и все люди.

Пока Пино ехал в управление гестапо, нацистский полномочный представитель рейхсминистра вооружений и военного производства пребывал в задумчивости. У отеля «Реджина» Лейерс, перед тем как выйти, сказал:

– У вас есть три часа.

Пино страшился того, что ему предстояло, но все же вышел из «даймлера» и снял нарукавную повязку. Он отправился в новый магазин сумок, но работавшая там девушка сказала, что его отец ушел в магазин Альбанезе.