Марк Салливан - Под алыми небесами

– Я тебе говорю, у него в этом чемодане золото, – сказал Карлетто, когда они снова набрали скорость. Он открыл одну из бутылок и время от времени прикладывался к ней. – Не может быть, чтобы там были одни бумаги. Я что хочу сказать: золото – оно и есть золото, да?

– Когда дойдет до дела, мне все равно, что там у него в чемодане.

Шоссе перед ними было изрыто воронками, часто приходилось объезжать размытые после зимы участки, поэтому Пино не мог ехать с той скоростью, с какой ему хотелось. Когда он, направляясь на север к Австрии, свернул к Тренто и Больцано, часы показывали четыре сорок пять. Они ехали вдоль восточного берега озера Гарда – на противоположном находилась вилла Муссолини, что напомнило Пино о неистовстве толпы на Пьяццале Лорето. Он оглянулся на дремлющего генерала и подумал: знает ли Лейерс о том, что случилось, насколько это его волнует? Или он просто спасает собственную шкуру?

«Услуги, – подумал Пино. – Вот его валюта. Он сам мне так говорил. Его чемодан полон услуг».

Теперь он ехал агрессивно. Машины на дороге, которая пострадала меньше, чем главное шоссе, встречались реже. Карлетто сидел с закрытыми глазами, опустив подбородок на грудь. Бутылка и пистолет-пулемет лежали у него между ног.

К северу от Тренто примерно в четверть шестого Пино увидел впереди огни и стал снижать скорость. Раздался выстрел, пуля ударила по боковине «фиата». Карлетто мигом открыл глаза, а Пино нажал на педаль газа и стал петлять по дороге, выстрелы теперь звучали с обеих сторон. Одни пули попада́ли в машину, другие со свистом пролетали мимо.

– Бери оружие! – крикнул Пино. – Отстреливайся!

Карлетто принялся возиться с «томпсоном».

– Кто в нас стреляет? – спросил генерал Лейерс.

Он лежал на заднем сиденье, закрывая собой чемодан.

– Это не имеет значения, – сказал Пино и увеличил скорость, приближаясь к огням. Дорога была забаррикадирована козлами для пилки дров, вокруг стояла группа вооруженных оборванцев. Сразу было видно, что порядка там нет, и это повлияло на решение Пино.

– Когда я скажу – стреляй, – сказал Пино. – С предохранителя снял?

Карлетто встал на одно колено, плечо и голову высунул в окно, прижал оружие к плечу.

Не доезжая семидесяти метров до баррикады, Пино притормозил, словно собираясь остановиться. Но за пятьдесят метров, когда лучи фар ослепили стоящих там людей, Пино снова нажал на газ и крикнул:

– Стреляй!

Карлетто нажал на спусковой крючок, и из «томпсона» полетели пули – то вверх, то вниз, то куда-то вперед.

Люди бросились врассыпную. Пино направил машину на баррикаду. Карлетто продолжал палить как сумасшедший. Он не убирал палец со спускового крючка, и пистолет-пулемет, словно градом, осыпал пространство впереди пулями. Машина ударила по козлам. «Томпсон» вылетел из рук Карлетто, упал на дорогу, а они помчались дальше.

– Черт! – закричал Карлетто. – Возвращайся!

– Нет, – сказал Пино.

Он выключил освещение и набирал скорость, а за ними трещали выстрелы.

– Там мой пулемет! Возвращайся!

– Тебе не следовало все время жать на спусковой крючок, – прокричал Пино. – Кнебель же говорил – короткими очередями.

– Он мне чуть не выбил плечо, – сердито сказал Карлетто. – Черт побери! Где мое вино?

Пино протянул ему бутылку. Карлетто вытащил пробку зубами, сделал глоток и выругался. Потом выругался еще раз.

– Ничего страшного, – сказал Пино. – У нас есть мой пистолет и два запасных магазина.

Друг посмотрел на него:

– И ты рискнешь, Пино? Доверишь мне стрелять еще раз?

– Только теперь держи его крепче. И стреляй короткими очередями. Нажал – отпустил. Не дергай.

Карлетто усмехнулся:

– Ты можешь поверить в то, что сейчас случилось?

Генерал Лейерс с заднего сиденья сказал:

– Я всегда считал вас удивительным водителем, форарбайтер. Помните, как прошлой осенью нас преследовал истребитель? А мы были в «даймлере»? Я попросил, чтобы именно вы доставили меня на границу, помня, как вы действовали тем вечером. Вот почему вы здесь. Если кто и может доставить меня на перевал Бреннер, так это вы.

Пино слушал эти слова так, будто их произносил человек, которого он не знал и не хотел знать. Он ненавидел Лейерса. Тем отвратительнее был для него тот факт, что Лейерс убедил какого-то идиота в американской армии, будто он герой. Ганс Лейерс не был героем. Человек на заднем сиденье машины был фараоновским надсмотрщиком, военным преступником и заслуживал наказания за свои преступления.