Марк Салливан - Под алыми небесами

Генерал Лейерс после спасения четверых еврейских ребят стал непредсказуемым. Несколько дней он мог работать в своем обычном неистовом, бессонном режиме, а потом впадал в депрессию и напивался в квартире Долли.

– Он то ложится, то вскакивает, – сказала Анна как-то в начале февраля, когда они с Пино выходили из кафе в квартале от дома Долли. – Сегодня у него война окончена, а завтра борьба продолжается.

Снег покрыл Виа Данте, мороз кусал их за щеки, но солнце в этот день светило так ярко, что они решили прогуляться.

– Что будет после войны? – спросил Пино, когда они подошли к парку Семпионе. – Я имею в виду – с Долли.

– Когда откроется перевал Бреннер, он увезет ее в Инсбрук, – сказала она. – Долли хочет уехать сейчас, поездом, но он говорит, это небезопасно. Союзники на перевале бомбят поезда. Но я думаю, она нужна ему здесь, как он будет нужен ей там какое-то время.

Пино почувствовал пустоту в желудке.

– И ты поедешь в Инсбрук с Долли?

Анна остановилась у длинной, широкой и глубокой впадины в снегу – здесь проходил древний ров вокруг Кастелло Сфорцеско. Каменная крепость пятнадцатого века пострадала во время бомбардировок 1943 года. Средневековые круглые башни по двум концам стены лежали в руинах. Башня над подъемным мостом имела повреждения, которые на фоне белого снега выглядели как черные, покрытые струпьями раны.

– Анна? – спросил Пино.

– Пока Долли не устроится, – сказала Анна, разглядывая поврежденную башню, словно та хранила какие-то тайны. – Она знает, что я хочу вернуться в Милан. К тебе.

– Ну, тогда хорошо, – сказал Пино и поцеловал руку Анны в перчатке. – В горах слой снега метров пятнадцать. Пока дороги расчистят, пройдет не одна неделя.

Она отвернулась от замка и сказала с надеждой:

– Генерал говорит, что нужен месяц после окончания снегопадов, а может, и больше.

– Дай бог, чтобы больше, – сказал Пино, обнял ее и принялся целовать, пока оба не услышали хлопанье крыльев и не разомкнули объятия.

Из проделанных бомбами проломов в центральной башне крепости вылетали черные вóроны. Три птицы полетели прочь с карканьем, пронзительными криками, а самая крупная стала описывать неторопливые круги над израненным сооружением.

– Мне пора возвращаться, – сказала Анна. – И тебе тоже.

Они пошли по Виа Данте, держась за руки. В одном квартале от дома Долли Пино увидел генерала Лейерса – тот вышел из двери и направился к «фиату».

– Я должен бежать, – сказал Пино, поцеловал Анну и бросился навстречу Лейерсу. Он открыл дверь машины со словами: – Тысяча извинений, mon général.

Генерал ощетинился:

– Где вы были?

– Прогулялся, – сказал Пино. – С горничной. Куда вас везти?

Лейерс смотрел на Пино так, будто готов был его прибить, но тут увидел в окно приближающуюся Анну.

Генерал выдохнул и сказал:

– К кардиналу Шустеру.

Двенадцать минут спустя Пино въехал во двор канцелярии, который сегодня оказался заполнен автомобилями. Пино удалось найти место для парковки, он вышел и открыл генералу дверь.

– Вы можете мне понадобиться, – сказал Лейерс.

– Oui, mon général, – ответил Пино и пошел за генералом по заснеженному двору, потом вверх по лестнице к двери.

Генерал Лейерс постучал, дверь открыл Джованни Барбарески.

Неужели молодому семинаристу удалось бежать еще раз? По Лейерсу невозможно было сказать, узнал ли он подделывателя документов, которого обошла децимация в тюрьме Сан-Витторе. Но Пино узнал его и пришел в ужас при мысли о том, что семинарист увидит его повязку со свастикой.

– Генерал Лейерс к его высокопреосвященству.

Барбарески отошел в сторону. Пино помедлил, потом прошел мимо семинариста, который внимательно разглядывал его, словно вспоминая. Пино поблагодарил Бога, что этого не случилось в тюрьме Сан-Витторе. Но Барбарески видел там Лейерса. Понял ли он, что генерал пытался остановить децимацию? Они вошли в библиотеку кардинала Шустера. Кардинал Милана стоял за своим столом.

– Спасибо, что приехали, генерал Лейерс, – сказал Шустер. – Вы знаете синьора Доллмана?

Пино изо всех сил старался скрыть удивление, глядя на еще одного человека в комнате. Вся Италия знала его. Высокий, изящного сложения, с неестественно длинными пальцами и напористой заученной улыбкой – фотографии Ойгена Доллмана часто появлялись в газетах. Доллман переводил для фюрера каждый раз, когда тот приезжал в Италию. Или когда Муссолини отправлялся в Германию.