Максим Дуленцов - Золото тайги

Но вот пришло в Россию дурное время. Враг остался, но раскололась страна, пошел русский на русского. И всё бы ничего, по мнению Джен Фу Ченя, пусть хоть все русские друг друга вырежут – освободится пространство для жизни его народа, – но вот его подопечным, почти трем тысячам соплеменников, стало худо жить, так как не было больше кормежки, не было ставшей уже привычной водки. Пришли к нему соплеменники: «Не можем мы больше так жить». Покурил Джен Фу Чень свою трубку и распорядился: не работать. Пошел к новому начальнику шахт – секретарю, комиссару. Калаш – так звали его китайцы. Но Калаш только погрозил револьвером, а потом налил водки и сказал: «Всё это царь и его генералы. Он приказал не кормить вас. А скоро вас убьют царские солдаты, потому что кормить вас уже не могут». Тогда решил Джен Фу Чень поднять бунт, выйти на рельсы, ибо других дорог в этой стране было немного, и просить вернуть то, что полагалось по уговору: еду, водку и женщин для развлечений. Но поезда нынче ходили редко, и народ китайский ждал случая. А тут шел паровоз с парой вагонов. Побежали желтолицые китайцы трясти пустыми мисками и стучать по ним ложками. Только поезд не остановился. Расстрелял сидящих на рельсах и умчался прочь. Пришли тогда подданные Поднебесной к Джен Фу Ченю, указали на трупы своих товарищей у железнодорожной насыпи:

– Что делать нам, сяньшень? Они убивают нас.

Пыхнул трубкой Джен Фу Чень, поднял глаза и произнес:

– Кто-то из нас быстро закончил свой путь к совершенству и переродился в высшее существо. Им повезло. Нам надо пойти по их пути. Зачем тлеть во тьме чужого мира? Умерев, мы возродимся на родине предков на ступень выше, чем сейчас. А пока защитим себя сами. Нам нужно оружие, и нам нужно определить врага в этой стране.

Так сказал Джен Фу Чень, и люди послушались его. Похоронив убитых, они собрались и пошли за оружием.

Паровоз с парой вагонов подкатил к станции Кизел к вечеру. На станции стояли люди, двое. Когда Парамонов вышел, один радостно обнял его, похлопав по плечу, другой долго тряс руку. Точно так же он тряс руку комиссару Лукину:

– Наслышан, Владимир Павлович, наслышан, милости просим. Вашего батьку знал, прекрасный большевик. Я – секретарь Калашников, Толя.

– Тезка твой, Парамонов, – обернувшись к своему товарищу, с улыбкой произнес Лукин.

– А я из Перми прислан губернским комитетом, не местный, но если что надо – всё сделаю, – услужливо говорил секретарь Калашников.

Лукин отмахнулся, внимание переключил на человека, весело болтавшего с Парамоновым. Тот местный, он и нужен. Секретарь Калашников помялся еще рядом, понял, что не пригодится, и, попрощавшись, истаял в чреве кривого рабочего городишки.

– Короче, знаю я, где можно схоронить, – говорил тем временем друг Парамонова им обоим, – но чтобы скрытно было, надо ночи ждать. Там покажу. Тут недалеко есть старый выработанный штрек, который соединяется с пещерой. Когда гнали его – в провал попали. Пещера большая, там никто не ходит, местные боятся: мол, живет там мертвяк. Будто еще при Екатерине царице самые первые копи тут рыл. Приказчику он не понравился, да и бросили его в угольную копь, горящую под землей. Знаете, горит как! Страшно. И сейчас он бродит по подземным норам, черный, как смоль, обгорелый, как головешка, и заманивает туда людей, где они и теряются. Вроде как приказчика того ищет, сжить со свету хочет. Народ у нас суеверный, куда не надо не суются, а китайцы здесь, в Кизеле, не работают, их на дальние шахты загнали. Так что, товарищи, пойдемте на станцию к смотрителю, я там уже и чайник поставил, и водки припас четверть. До ночи еще далеко.

И они пошли, не забыв выставить охранение вокруг вагона.

Маневровая «эрка» с Василием Андреевичем и прапорщиком Иванцовым, которого звали Михаил, брала подъем за подъемом, преследуя маленький состав с большой ценности грузом. Уголь в тендере почти закончился, машинист указал на поленницу дров, почерневших от угольной пыли.

– Это вот запас, если что. А чо вот оно? Куды ваша сцепка запропастилась? Уж с Горнозаводского на Кизел свернули… Сожжем дрова – трындец, пешком пойдем, ежели встречный не задавит. Это же не на телеге трястись, тут система – дорога железная! – Машинист выставил указательный палец и гордо посмотрел на грязных, в угольной пыли господ офицеров. Или товарищей? К такому обхождению он еще не привык. Господа устало кивнули: мол, езжай, пока подкидываем. Машинист ехал. Ему и самому было интересно, а то с завода на станцию и обратно – вот и весь маршрут. А тут аж двести верст, да по редко хоженному пути. Интересна-а-а…