Маша Царева - Женщины Никто

— Мам, а ты правда будешь жить с самим Игорем Темным? — Лиза едва не подпрыгивала от возбуждения. — Это не розыгрыш? Правда, мам?

— Правда, правда, — отвечала Анюта смеясь.

— Ну и ну! Это же круто! Нет, правда, ты у меня нереально крутая! Правда, Полина?

Полина вяло кивнула в знак согласия. Они сидели в каком‑то затрапезном суши‑баре, который выбрала Нюта. Она же оплатила «банкет». Она сияла от счастья как новенькая пятирублевая монетка, а на ее пальце, в свою очередь, сиял внушительный брильянт, размеры которого оценила даже искушенная Полина. Это было старинное фамильное кольцо, которое когда‑то получила в дар прабабка Темного. Речи о помолвке не было, Игорь просто надел кольцо на ее палец с будничными словами: «Пусть оно пока побудет у тебя!» Полина диву давалась, и она вот так спокойно об этом рассказывает?! Нормальная женщина со стыда бы померла, а Нюта будто бы даже хвастается.

— Мне кажется, ты делаешь глупость, — в сотый раз сказала она. — Почему надо обязательно съезжаться так быстро? Тебя ничего не настораживает? Почему он предложил это тебе фактически на первом свидании?

— Не знаю, — пожала плечами неприлично счастливая Анюта. — Он говорит, что всю жизнь искал такую женщину, как я.

— Ну конечно, — фыркнула Полина. — Такую женщину, которая будет стирать его носки, лепить ему пельмени и драить его квартиру, пока он будет спокойно шляться по барам и зарабатывать цирроз печени.

— Поля! — укоризненно воскликнула Анюта. — Не надо так.

— Ну ладно, ладно. Но все равно я не понимаю, почему нельзя немного подождать, привыкнуть друг к другу, присмотреться.

Анюта ничего не ответила. Немного помолчали. А потом Поля с улыбкой сказала:

— Слушай, а ведь у нас все получилось. Кто бы мог вообразить.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну как же. Помнишь, как мы с тобой вот также пили у меня на кухне? Помнишь твою теорию про точки и запятые? Ну, что я поставила точку вместо запятой, а ты — наоборот? Так вот, сейчас я могу признаться, что не верила в это ни на грош.

— Да ну? — прищурилась Нюта. — Зачем же тогда согласилась?

— Просто надо было что‑то делать, — вздохнула Полина. — Мы с тобой познакомились в такой период. Я выяснила, что жизнь, к которой я стремилась, на самом деле ничего не значит, а я сама — никто. Полный ноль. Эта непрекращающаяся депрессия, и работу потеряла, и опухоль. Я просто не могла с этим справиться, надо было что‑то сделать, что‑то решительное. А ты молодец все‑таки, — помолчав, добавила она.

— Выпьем за это? — улыбнулась Анюта.

У Полины зазвонил мобильный телефон. Высветился незнакомый номер.

— П‑полина Переведенцева? — Тихий женский голос. Как ей показалось, заплаканный.

— Да. Кто это?

— Это сестра Юлии Самойловой.

— Какой еще Юлии Самойловой? — нахмурилась Поля. — Боюсь, вы ошиблись.

— Ну, не знаю… — смутились на том конце трубки. — Ваш номер был у нее в мобильном. Юля позавчера умерла, завтра похороны.

И тут ее словно кипятком ожгло. Юля. Несчастная женщина из онкологического диспансера.

— Я… А как же… Это все как‑то…

— Так вы придете?

— Ну да, — выдохнула Поля. — Конечно.

— Тогда записывайте адрес. Кладбище далеко, почти сто километров от Москвы. Так что лучше воспользуйтесь нашим автобусом.

Юлю хоронили на небольшом живописном кладбище в ста километрах от Москвы. Стоял один из тех дней ранней весны, когда хочется отстукивать каблуками ча‑ча‑ча по проталинам на асфальте, а не смотреть, как в талую землю медленно опускают дешевый дощатый гроб. Случайный свидетель Юлиного заката, торопливо прошедшей по самой обочине ее жизни и ничего о ней не знающий, Поля стояла поодаль. Народу собралось много — Юлины родители, которые казались совсем молодыми, даже несмотря на впопыхах сшитый траурный платок матери, даже несмотря на потемневшее от горя лицо отца; ее притихшие подружки, коллеги. Оказывается, до болезни Юля работала в рекламном агентстве и была миловидной круглолицей брюнеткой с ямочками на щеках, точь‑в‑точь Мэрилин Монро в юности, до пластических операций. С фотографии на добротном гранитном памятнике она посмеивалась в лицо тем, кто сдержанно плакал, ее провожая.

В Полином кармане завибрировал мобильный. Провожаемая неодобрительными взглядами кладбищенских кумушек, она отошла в сторонку и присела на деревянную лавочку у чьей‑то могилы.

— Да?

— Полечка?

Этот знакомый голос с мягким акцентом, он произносил ее имя как «Польечька». Даже на территории скорбного покоя ей от него покоя нет.