Зиновий Зиник - Руссофобка и фунгофил

"Да не так, не так! Руками рви!" — зло прикрикнул он на Клио, когда та потянулась к ножу. Нож, звякнув, свалился на пол, успев резануть Клио по пальцу. Не обращая внимания на испуганный возглас боли, Костя оторвал кусок жилистого мяса от кости и стал запихивать его в рот Клио: "Всасывай его, всасывай, сквозь зубы процеживай", — бубнил он раздраженно. Клио поперхнулась и выскочила из-за стола. Ее долго рвало.

С той ночи все в доме пропиталось запахом лука: луковая вонь преследовала ее везде и даже на работе она перестала появляться в столовой. Луковый запах впитался в стены, в мебель, в одежду. Она постоянно открывала окна, устраивала сквозняки, несмотря на протесты Кости, жалующегося на насморк. Она взялась переклеивать обои — безрезультатно. В конце концов пришлось сменить квартиру. Это стоило денег, покупку дома снова пришлось отложить.

В связи с переездом Костя заинтересовался достижениями западной техники во всем, что касается кухонного быта. Заставил Клио купить увлажнитель. Жара, действительно, стояла в то лето такая, что трава вся выгорела. Костя долго изучал инструкцию, описывающую, как дистиллированная вода, залитая в увлажнитель, распыляется электричеством в невидимый пар, увлажняющий пересохшую от жары атмосферу; в первую же ночь он установил этот необыкновенный аппарат в спальне. Клио наутро не могла оторвать голову от подушки. В голове болтался расплавленный свинец, в желудке ночевали крысы.

Константин взирал на нее с расплывшейся улыбкой блаженного придурка; в руках у него был стакан с пивом. "Пивком опохмелиться не желаешь?" — спрашивал он, подмигивая. "Где ты успел напиться?" — превозмогая головную боль спросила Клио. "Там же, где и ты, — сказал Костя, — в супружеской постели", — и гордо разъяснил, что заправил на ночь в увлажнитель бутылку виски: ночью эта смесь виски с дистиллированной водой распылялась в воздухе, пьяня и одновременно освежая. Трудно было сказать, чего было больше в этой и других подобных выходках: придурковатости или шутовства, животной ностальгии или хорошо рассчитанного садизма? Он явно не мог забыть своего первого появления перед лондонской публикой с кошачьей закуской под пиво. Потому что в первое же лето, воспользовавшись неслыханной жарой, приступил к вяленью воблы. "Стерлядь можно достать? и укроп? а вот воблу ты в Лондоне видала?" — говорил он Клио зачем-то развешивая на бельевой веревке противных рыбешек за хвосты. Каждое утро он выходил любоваться на них: щупал их и принюхивался. От рыбешек стала исходить страшная вонь. Клио стали сниться сны про морги с разлагающимися трупами. Однажды, проснувшись ночью, она не выдержала искушения и, спустившись во дворик, приблизилась, преодолевая отвращение и детский страх, к рыбешкам на бельевой веревке, поблескивающим в лунном свете. И тут же отшатнулась, издав дикий истерический взвизг: в костистых ребрах рыбешек густо шевелились белые маленькие черви. Полночи она расхаживала по комнате, ее мутило и трясло. На рассвете, набравшись духу, она отцепила, стараясь не глядеть, эти трупики каминными щипцами и сожгла на заднем дворе. Она решилась на этот шаг, потому что Кости в ту ночь в доме не было: дело близилось к осени, и он стал регулярно исчезать куда-то, каждый раз захватывая с собой обоюдоострый кухонный нож для разрезки мяса.

Лишь заперев за собой кухонную дверь на железный крючок, Костя впервые за долгий, полный раздражающих английских звуков день, вздохнул свободно. Кухня была не просто его вотчиной, куда чужаку был вход запрещен; кухня была — как возвращение на родину. Открыв холодильник, он скользнул хозяйским взглядом по затычкам и пробочкам разных водок и настоек и выбрал бутылку домашней перцовой: для приведения себя, то есть собственного желудка, в чувство. Налил себя граненый стаканчик (ну прямо как из дореволюционного трактира, купленный по случаю у лондонского старьевщика) , с умилением выудил из стаканчика лепесток кайенского перца и направился к задней двери в полуподвал. Там, в таинственных сумерках и прохладце, прятались бочонки — с солеными огурцами, с помидорами солеными зелеными и маринованными красными, с кислой капустой, крупно нашинкованной в перемешку с морковью, и с мочеными яблоками, крупного сорта, терпкими и зелеными, почти антоновка. Он опрокинул стаканчик перцовки в рот, не глотая; подумал, выбрал соленый помидор, проглотил перцовку, тоскующую во рту и щекочущую небо, и захрустел шибанувшим в нос помидором.