Алексей Саморядов - Праздник саранчи

Он лежал, не двигаясь, не мигая, спокойно и равнодушно вслушиваясь в странный жалобный плач, идущий непонятно откуда. Вдруг он поднял голову, легко привстал на одной руке, оглядывая комнату. Бесшумно соскочив с кровати, он пошел в кухню.

На кухне Иван распахнул окно. Высунувшись по пояс из окна, вслушался в темноту. Звук стал сильнее, он шел откуда-то сверху. Иван перевернулся на спину, глядя в небо. Ноги его оторвались от пола. Мышцы на животе вздулись. Играя, он замер на подоконнике, вытянувшись всем телом, ровный как доска.

У подъезда он осмотрелся, пытаясь понять, откуда идет звук. Накинув на голое тело пиджак, пошел вдоль дома, задирая голову. Во дворе было пусто и тихо.

Иван перешел к стене соседнего дома, легко перепрыгнув по пути невысокий забор. Замер, вслушиваясь. Звук стал громче. Он шел откуда-то сверху, словно с неба. Иван обошел дом и скрылся в подъезде…

Он легко, крадучись, как огромная кошка, прыгая через пять ступеней, взбежал наверх, на последний этаж и сразу, по железой лестнице, полез к люку на чердак.

Люк был закрыт на замок. Иван попробовал его свернуть, но не смог. Тихо спрыгнув на пол, он снял пиджак и, осмотревшись, ощупал пол на темной площадке. В руки ему попалась какая-то железная деталь. Иван, зацепив ее, снова забрался к люку. Обхватив, как обезьяна, ногами лестницу, он обеими руками вставил железную деталь в ушко замка и, как рычагом, стал поворачивать. Мышцы его напряглись буграми, Иван всем телом навалился на замок и замер, не двигаясь, давя…

Прошло несколько секунд, вдруг петли на люке лопнули, на пол посыпались шурупы, и замок оторвался. Иван повисел немного, прислушиваясь. Все было тихо. Он спустился вниз, положил железку на место. Захватив пиджак, снова забрался к люку. Открыл его и вылез на чердак…

Непонятный звук снова появился. Теперь он был где-то совсем рядом. Пугая голубей, Иван в полной темноте, наощупь, перебрался к чердачному окну. Он вылез на крышу, и темнота сразу вспыхнула тысячью огней…

Иван встал. Здесь, наверху, было светло, дул порывами ветер. Над городом низко шли облака, открывая изредка полную луну.

Выло и скупило где-то за трубами. Иван прошел по крыше, оглядываясь удивленно. На краю крыши он увидел антенну. Самодельная антенна, плохо прикрученная, поворачивалась на ветру, как флюгер, издавая плачущие и воющие звуки, которые далеко разносились над крышами домов…

Иван, в два приема, выдрал антенну из гнезда и положил ее на крышу. Сразу стало тихо, только ветер порывами проходил по крыше. Иван, довольный, стоял на ветру, вглядываясь вдаль. Волосы его перепутались. Потом, словно очнувшись, он сел на самом краю, достал сигареты, закурил, глядя вниз. Внизу было темно и тихо.

Он лег на спину, пуская дым в небо… Из темноты снизу до него донеслось неясное треньканье. Он прислушался. Сел резко, вглядываясь в темный колодец двора… Снова смутное гитарное треньканье донеслось из-под деревьев, чьи-то голоса… Перекатившись на живот, он, продолжая курить, стал слушать. Он различил женский смех. Иван легко встал и пошел к чердачному окну…

Он осторожно отодвинул ветку и выглянул. В маленьком дворе стояла старая детская беседка. В беседке шевелились какие-то тени, кто-то перебирал струны гитары, словно настраивая ее. Ветер шумел в кустах. Иван вышел и неслышно подошел к беседке…

Длинноволосый горбатый парень с узким лисьим лицом сидел в беседке и, склонившись над гитарой, повторял один и тот же аккорд, словно позывные. Еще один, с бутылкой в руке, сидел рядом, покачивая головой в разные стороны. Третий, без движения, как покойник, с вытянутыми вдоль туловища руками и свернутой набок головой, лежал прямо на земле у входа. Кроме них, в дальнем углу беседки, опустив голову, сидела девушка. Густые рыжие волосы скрывали ее лицо.

Заметив Ивана, горбатый гитарист оскалил в улыбке гнилые зубы и перестал играть.

— И-и! — протянул он. — Ты чего, мужик, не спишь?

Иван, не ответив, облокотился на перила беседки, глядя куда-то в сторону.

— Дряни выпьешь? — спросил его второй парень и потряс бутылкой. Иван молча взял бутылку, осмотрел этикетку, принюхался к черной жидкости. Он отхлебнул из горлышка и тут же выплюнул все, фыркнув.

Оба парня тихо и гнусно захихикали. Иван сорвал с куста листья, вытер ими рот, один лист положил на язык, пожевал немного.

— У меня сухарик, сухарик есть, — вдруг засуетился гитарист.

Он протянул Ивану кусок хлеба. Девушка, сидевшая в дальнем углу беседки, подняла голову и, чуть откинув рыжие волосы, посмотрела на Ивана.