Алексей Саморядов - Праздник саранчи

— Смотри! — прошептал над Анной егерь. — Счас будут.

Анна изготовилась, встав на одно колено. Сбоку раздались выстрелы, еще, еще, и вдруг прямо на нее через поляну выбежал волк.

Анна прицелилась в него, но не стреляла. Волк посмотрел на нее, по сторонам, стоя в нерешительности.

— Стреляй же, дура, чего смотришь? — под боком страшно шипел егерь. — Стреляй! — он то вскидывал, то опускал свое ружье.

Анна опустила ружье, глядя волку в глаза, улыбнулась. Негромко свистнув, махнула ему чуть заметно рукой. Зверь понял ее и бросился, проскочив совсем рядом с Анной.

— Да стреляй же ты, шалава чертова! — заорал егерь ей на ухо.

Он выстрелил сам, но промахнулся. На поляну выскочили собаки, за ними конные.

— Гони туда! — кричал им егерь. — Туда пошел!

Конные и собаки проскочили рядом с ними. Затрещали ветки, хлопнул выстрел, откуда-то из-под коней вылетел ошалевший Витька-охранник, и все стихло.

— Теперь уж не взять, — с сожалением сказал егерь. — Да где уж теперь взять… Ты чего ж не стреляла, девушка? — с иронией спросил он. — Испугалась, что ли?

— Да нет, — смеясь, ответила Анна. — Не знаю.

— Не знаешь! — передразнил ее егерь. — Ну это дело барское. А волк был — чемпион, просто-таки Борис Ельцин, не меньше!

Из кустов напролом к ним выбежали Константин и еще два егеря.

— Цела! — Суворов обнял жену. — Испугалась?

— Да нет, — снова засмеялась Анна.

— Ну ладно, ладно, — муж поцеловал ее. — А мы двух подстрелили, на полторы шапки хватит. Ты-то чего не стрелял? — спросил он строго егеря.

— Так мне приказ был — не стрелять, только в самом крайнем случае! — в сердцах сказал егерь. — Для нее же волка берегли!

— Ну ладно, — Суворов снова поцеловал жену. — Ты чего не стреляла-то?

Анна вскинула ружье и дважды выстрелила в небо.

— Я стреляла, — сказала она весело и передала ружье мужу.

Один из егерей, расстелив на траве у ручья волчьи шкуры, скоблил их ножом, другой, в стороне, жарил на костре куски баранины.

Анна подошла к ручью. Присев на корточки, опустила руки в воду. Журчанье ручья почти заглушало крики и смех сидевших на поляне мужчин. Посидев так, Анна провела мокрыми руками по лицу и улыбнулась. Было тепло, осеннее солнце неярко освещало лесистые холмы и виноградники.

Анна встала, прошлась по траве, остановилась, разглядывая девушку с книгой, сидевшую на раскладном стульчике. Около стула стояло блюдце с персиками. Девушка, не глядя, брала персики, чистила их и ела. Заметив Анну, она улыбнулась.

— Интересная книга? — спросила ее Анна.

— Да нет, так, скучная, — ответила та.

Анна подошла к столам, заставленным водкой, вином, мясом, хлебом. На блюдах лежала рыба, зелень, соленые грибы, арбузы, виноград.

— Птицу понимаю! — говорил один из егерей, — Тетерева там или рябчика! Щуку понимаю, сазана хорошего килограмма на два, как же его не понять? Раков ведро сварить или на костре испечь, раков же вот понимаю! Но как можно склизняков жрать?

Остальные егеря заговорили сразу все, закивали головами.

— Да не склизняков! — объяснил захмелевший Константин. — А особенных виноградных улиток, их вся Европа ест!

— Что склизняков, что улиток, один черт! — не унимался егерь. — Дрянь и есть дрянь, пускай, хоть и Европа!

— А я бы попробовал, — вдруг сказал другой егерь. — Так, с интересу. Из Изобильного один мужик, Навнычко, в прошлом году сварил черепаху и съел. Говорит, хорошо.

— Ну, врешь, — заговорили мужики.

— Точно, съел, — сказал еще один егерь. — Я сам слышал, только это не Навнычко, а Олег Кузин, он и кошек ел…

— Вы, Анна Алексеевна, меня дурака извините, — тихо заговорил сидевший рядом с Анной старик, совсем уже пьяный, — что шалавой вас назвал. Это по горячке, охота.

— Ладно, чего уж там, — ответила она, улыбнувшись. — Меня шалавой уж давно не называли, даже приятно.

— Тут ведь такое дело горячее, — продолжал егерь. — Что и отца родного забудешь, как звать. А вот еще хочу перед вами по-стариковски похвастаться. Вот вы певица всенародная наша, а такого еще поди и не слыхали!

— Чего такого мы не слыхали? — спросил, услышав, Константин.

— Не слыхали, как мой племянник Колька гудит.

— Как это гудит? — удивился Костя.

— А так. Петь он не может, слуха у него совсем нет, туповат, но гудит страшно. А ну, Колька, погуди нам, вот Анна Алексеевна послушает, может, что скажет!

— Да бросьте вы, дядя, опять за свое! — поднялся из-за другого стола молодой парень.

Он повернулся и пошел от стола к лошади.