Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Я прекрасно знала, что это такое и как называется, но никогда не видела. В бане много не увидишь, да и не присматриваешься. Мы С Татьяной не рассматривали друг друга даже в детстве, как это частенько делают любопытные девчонки, а у меня, как я об этом могла судить на ощупь, все было по-другому… Не так выражено…

Спохватившись, я подняла голову и взглянула на ее лицо. Ее глаза были закрыты. Или она их успела закрыть. Я стала мыть ее живот и ноги, не решаясь прикоснуться к лобку, и тогда она медленно подняла и поставила на край ванны одну ногу.

Я поняла, почему все так поразило меня. Она вся там снизу, под заросшим лобком, в промежности, была так же тщательно выбрита, как и под мышками. И ее черешенка была крупнее, чем у меня и чем те, что я видела в книжках под другим, научно-противным названием…

Я впервые в жизни видела все так открыто, отчетливо, близко, и это зрелище, показавшееся мне красивым и достойным всего образа Ники, неожиданно сильно взволновало меня, и мне нестерпимо захотелось дотронуться до всего руками, но я сдержалась и, устыдившись этого желания, опасливо посмотрела на Нику.

Ее глаза были по-прежнему закрыты, а голова откинута так сильно, что подбородок, шея и грудь составляли почти одну прямую линию. Даже если бы она и открыла глаза, то увидела бы только потолок над собой.

Осмелев, я начала водить губкой по внутренней поверхности ее бедер, постепенно поднимаясь к промежности, к дразнящей розовой черешенке, выглядывающей из набухших складок. Когда я, едва касаясь, провела губкой по промежности, то почувствовала, как все тело ее напряглось и она издала сдавленный стон.

У меня было полное ощущение, что я касаюсь всего собственными руками, и это доставляло мне такое тонкое, не испытанное доселе наслаждение, что я сама чуть не застонала… Меня съедало искушение дотронуться до всего рукой, и один раз я как бы случайно задела ее черешенку тыльной стороной ладони, но тут же отдернула руку и, поднявшись, скомандовала деланно бодрым голосом, как командовала Таньке в бане:

— Переворот.

Спину, отогнав все дурные мысли, я мыла спокойнее и энергичнее, любуясь с эстетической точки зрения изящными обводами ее бедер, волшебной ложбинкой вдоль спины и очаровательными ямочками над ягодицами.

— Слушай, — спросила я, — а у меня эти ямочки на пояснице есть?

До сих пор я почему-то даже не задавалась этим вопросом и не пыталась увидеть себя в зеркало со спины.

— Конечно! И еще какие, — ответила она не оборачиваясь.

Я закончила ее мыть и взяла в руки душ на гибком шланге, чтобы смыть мыльную пену, но она не позволила.

— Потом, — сказала она. — Сперва я тебя помою.

Она сполоснула губку под струей воды, отжала, намылила и стала быстро и совсем не робко, а как-то даже по-деловому тереть меня, почти не касаясь сокровенных местечек.

Я даже испытала легкое разочарование, потому что ожидала, в свою очередь, долгого и тонкого удовольствия. Ника улыбнулась, будто совершенно точно подслушала мои мысли, но темпа не сбавила.

— Перевернись, — деловито скомандовала она и с такой же скоростью пробежалась по всей моей большой спине, провела наспех губкой по заднице, словно смахнула тряпкой пыль с тумбочки, и перешла к ногам. И с ногами она справилась в одно мгновенье.

Потом я увидела, что губка упала в воду, и почувствовала на своей коже ее нежные, юркие от мыла руки. Медленно и вкрадчиво они прошлись по моей спине, скользнули под мышки (нужно будет срочно побрить их, подумала я) и, пробравшись под груди, которые у меня под собственной тяжестью слегка прилегали к телу, стали смело и чутко массировать и мять грудь, то пощипывая соски, то едва касаясь их скользкими ладонями, то водя чуткими пальцами по альвеоле.

— Это же гораздо лучше губки, не правда ли? — прошептала она мне в ухо и вдруг, прижавшись ко мне, начала, словно гигантской мочалкой, тереть меня всем своим скользким, упругим телом.

Это было так необычно и так прекрасно, что я даже охнула от неожиданности. Невольно подогнув ноги, чтобы как можно полнее почувствовать ее, я вдруг отчетливо ощутила волосы на ее лобке и, уже совершенно не соображая, что делаю, выпрямилась и попыталась сжать ягодицы и бедра…

Ника отодвинулась от меня и, легонько похлопав по попке, как расшалившегося ребенка, сказала с довольным смешком:

— Расслабься, расслабься, девочка…

И было непонятно, поняла она, с какой целью я напряглась, или подумала, что я зажалась от смущения. Но скорее всего, поняла. Она очень, очень многое понимала про меня. Да и про других тоже-