Если бы наши преподаватели, думал я, уделяли бы, скажем, больше внимания вопросу о взаимоотношениях «нации рабов» и «нации господ», к которой они сами принадлежали, то, возможно, смогли бы спасти нас от надвигающейся катастрофы. Если бы они внимательнее прислушивались к позывным своего древнего языка, то, возможно, расслышали бы в нем голос того бытия, которое они методично старались вытравить из памяти. Благодаря немецким философам я смог гораздо лучше понять и творчество моей драгоценной Лолы. Ведь, как известно, немецкие мыслители всегда были сильны в вопросах эстетики.
Но больше всего мне нравилось совокупляться с немками. Нет ничего сладостнее любовного танца меж ног арийки. Нет ничего прекраснее заснеженной зеленоглазой немецкой красавицы, когда она извивается под тобой, стонет и кричит на своем изумительном наречии. Ничто не возбуждает сильнее, чем вид белокожей арийки, раздвигающей перед тобой ноги.
— Я, Гюнтер, принадлежащий к истребленной расе и чудом спасшийся от уничтожения, — шептал я неслышно в минуты страсти, — ебу тебя сзади, ебу тебя спереди, ебу тебя сбоку, и это моя месть за шесть миллионов моих собратьев.
Таким образом я мстил за соплеменников и (в прямом и переносном смысле) изливал на гоев свою ярость.
Очень скоро я с радостью обнаружил, что почти все двери в Германии открываются передо мною сами собой. Поскольку я принадлежал к числу остатков истребленного народа, при виде меня немцы сразу начинали испытывать чувство вины. Честно говоря, я никогда толком не понимал, по какой причине меня удостоили столь теплого приема. То ли это была лицемерная реакция на мое полунемецкое происхождение, то ли я просто казался им забавным малым. С финансовой точки зрения мое положение было достаточно прочным. Можно даже сказать, что я был богат. Гонораров от моей первой книги хватало на все нужды, так что, по сути, необходимости искать работу не было. Тем не менее когда гуманитарные кафедры различных университетов обращались ко мне с просьбой выступить у них с лекциями, я никогда не отказывался. Это доставляло мне удовольствие.
Лекции были основаны на моей книге. Изложенная в ней «психология подглядывания» пользовалась очень большим спросом. Сначала эти лекции были своего рода интеллектуальным курьезом, но очень скоро произвели настоящий фурор, и я сделался весьма популярным. Еще через какое-то время я стал штатным преподавателем нескольких известных университетов.
Я разъезжал по всему континенту и рассказывал о проблемах подглядывания. Постепенно моя теория приобрела статус научного метода и переросла в целостное философское мировоззрение, получившее название «теории подглядывания», или «пипологии». Аспиранты стали защищать по ней диссертации. Сейчас курсы «Введение в теорию подглядывания» и семинары на тему «Прикладная пипология» стали неотъемлемой частью учебных программ университетов, но еще совсем недавно, в последнее десятилетие прошлого века, мои пипологические идеи воспринимались в затхлой академической среде как глубоко новаторские.
Как мне удалось выдвинуть столько блестящих идей в области подглядывания? Вероятно, благодаря тому, что в европейских кварталах разврата я был абсолютным чужаком. Среди окружавших меня со всех сторон красных неоновых огней я чувствовал себя как гой, плывущий по морю святости. Я видел десятки женщин, подпиравших стены у темных подъездов и куривших сигареты с длинными «чувственными» мундштуками. Я смотрел на их гигантские груди, создававшие пробки среди «трехногих» прохожих. Я бродил там часами, впиваясь жадным взглядом в расщелины, черневшие между их соблазнительными округлостями, а они, в свою очередь, посылали мне целлулоидные воздушные поцелуи или шептали что-нибудь вослед, как если бы мы были добрыми старыми знакомыми.
И действительно, они знали меня вдоль и поперек. Эти проститутки с их богатейшим опытом были, с моей точки зрения, абсолютными женщинами. Я, маленький, ничтожный, одинокий человечек, вытягивался в струнку по стойке «смирно» перед лицом их цветущей женственности. Чтобы не расплакаться от мучительной обуревавшей меня похоти, я изо всех сил делал вид, что спешу на какую-нибудь важную деловую встречу. И бродил там как чужой. Возможно, думал я, в этих кварталах все чувствуют себя чужаками. Но не исключено, что так чувствовал себя только я один. Хотя, возможно, есть люди, которые ощущают себя в этих злачных местах как дома. Так это или нет, я, скорее всего, не узнаю никогда.
Читать дальше