Виктор Ерофеев - Роскошь(рассказы)

САМОЕ СТРАШНОЕ — ЭТО РОДИТЕЛИ.

— Что ж вы воду льете! — возмутился Игорь. — Вы что-нибудь самого Фрейда читали?

— Читал, — поспешно заверил его Топорков.

— Ну вот и рассказывайте.

А если все-таки узнают? ПЕРЕСТРЕЛЯЮ.

А было так: в институтском общежитии усилили воспитательную работу — пришел новый директор с крутым норовом. Засвирепствовали студенческие оперотряды. Обладая запасными ключами, они врывались в комнату, предварительно выследив уединившуюся парочку, и заставали ее на месте преступления, барахтающуюся в казенной кровати. Любили они врываться с шумом, чуть ли не с улюлюканьем. Случалось, брали фотоаппарат со вспышкой и тут же снимали перепуганных, оглушенных любовников, наспех чем попало прикрывших свою срамоту. Иногда посмотреть приходил сам директор. Оперотрядники работали слаженно, четко: количество разоблаченных парочек росло… Однажды одна студентка привела к себе «черного». Сердца «ловцов человеков» забились в упоении: не каждый день такое случается! Черно-белую пару разоблачили в момент наивысших стенаний и восторгов (один подслушивал у двери) и ворвались с гиком, но повеселиться не удалось: негр, не пряча в горсть свой негритянский срам, вдруг стал драться и основательно измордовал всех четырех членов команды; двоих доставили в больницу… Историю не удалось замолчать. Ректор, опасаясь международного скандала , незаметно прогнал директора общаги. Оперотрядникам было приказано сконцентрировать свои усилия на борьбе с пьянством и фарцой.

Скоро после этого случая Игорь был у Наденьки дома на Ленинградском шоссе, и почудилось ему вдруг, что кто-то в двери поворачивает ключ. Они с Наденькой нервно прислушались, замерев: тишина. И, поколебавшись немного, вновь окунулись в блаженство. Но когда — уже после — осмотрелись, то увидели: над ними стояли оперотрядники. И сколько их! Целая толпа!

Оперотрядники загоготали:

— Попались, Игорь Михайлович!

— Игорь Михайлович, к лицу ль это вам?

Что-то подсказало Игорю сунуть руку под кровать. Он вынул оттуда мрачно блеснувший стволом автомат Калашникова и, ничуть не удивившись оружию, стал расстреливать незваных пришельцев в упор. Пули разрывали тела на куски. Поднялись страшные вопли; оперотрядники бросились вон, дверь предательски не поддалась, заклинило ее, и Игорь добил последнего, уже не улюлюкающего, а катающегося по полу, защищая руками лицо, и молящего о пощаде. В ушах звенело, воняло порохом… Он оглянулся на Наденьку: она сидела, завернувшись в простыню на кровати, усыпанная пустыми гильзами, крепко-накрепко сжав уши руками, с косой, нехорошей улыбкой-гримасой. Он хотел сказать: «Так им и надо», но вместо того заорал: «Что с тобой?!» Она промолвила: «Ты в меня тоже попал…» — и разжала уши. Из них фонтанчиком брызнула яркая девичья кровушка.

— Ну ладно, хватит. Садитесь, — сказал Игорь. — Плохо.

Он высмеял Топоркова за доклад, а затем не спеша, с профессиональной сноровкой уложил отца психоанализа на обе лопатки.

Стрелки часов, как всегда, прилипали к циферблату; в задних рядах, переговаривались, читали постороннее, Надька ковырялась в каких-то тетрадках… Игорь разгуливал вдоль рядов, раздумывая о своем, и говорил об идеологах одного, некогда модного, направления, по инерции еще выдающегося у нас за новинку:

— Они стремятся запугать людей смертью и тем самым отвлечь их от борьбы за прогресс, за социальное равенство… Но это атмосфера искусственной, нарочито созданной паники. Ну кто из нормальных людей, скажите мне, — обратился Игорь к аудитории, и на его лице появилась небрежная усмешка, — боится смерти? Я — нет! Может быть, вы?

Он опять поднял девицу с первого ряда.

— Что вы! — хихикнула девица. Аудитория оживилась: смерти вроде бы никто не боялся. Игорь собрался уже переходить к следующему пункту, когда заметил, что Наденька подняла руку.

— Вы что-то хотите сказать? — спросил Игорь не без удивления: не в ее стиле было тянуть руку на его семинаре.

— Я хочу сказать, — Наденька встала: она была высокой, статной, — я хочу сказать, что я боюсь смерти.

ВСЕ ПОВЕРНУЛИСЬ В ЕЕ СТОРОНУ С ИНТЕРЕСОМ.

— Не понимаю, — опешил Игорь.

— Это очень просто! — воскликнула она, взволнованно улыбаясь. — Живешь себе, живешь, и вдруг: бац! — смерть. Дырка. Пустая дырка. И если подумать об этом более серьезно и более непосредственно, так о прогрессе и позабыть можно… ведь правда же?

Кто-то подбадривающе гмыкнул. Игорь почувствовал, как кровь прилила к лицу. Удар был слишком неожиданным… С ума сошла девка!