– Забавно, что баллады всегда связаны с реками. Это тебе не стишки Э.Э. Каммингса. [97]
– Бернард, давай еще поговорим.
– Валяй.
– Ты утверждаешь, что идеи, которые возникли у меня в мансарде, связаны с исключительными свойствами пачки «Кэмела» и вовсе не обязательно имеют отношение к Аргону.
– А может, твоя пачка сигарет и есть Аргон. В доме отца моего обителей много. [98]Сечешь, к чему я клоню? Я бунтарь, а не философ, но одно я знаю точно: во всем есть смысл, все предметы связаны между собой, а хорошее шампанское – отличный напиток.
Бернард снова запел, и принцесса начала робко ему подтягивать. Между куплетами они откупорили еще одну бутылку шампанского. Хлопок выстрелившей пробки эхом разнесся по огромному каменному залу. Однако слышали этот хлопок только Бернард и Ли-Шери. Только Бернард и Ли-Шери уснули, свернувшись калачиком под скатертью.
Пока они спали, светильник погас, и они проснулись в темноте – такой густой и непроглядной, что страх смерти застыл бы в ней, как в гудроне. Бернард зажег спичку, а принцесса схватила его за руку.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросила она.
– Вряд ли. Я думал о происхождении слова «тыква». Какое чудесное слово – пухлое, дружелюбное и аппетитное, как дочка фермера. Замечательное слово. Интересно, кто его придумал? Наверное, какой-нибудь древнегреческий поэт-тыквовод. Или бродячий торговец из Вавилона?
– Бернард! Прекрати молоть ерунду. Прошло уже несколько часов. Сейчас уже вечер.
– Сидя здесь, мы этого не узнаем. Дай-ка я зажгу лампу. – Бернарду удалось разжечь старинный светильник.
– Раз он до сих пор не выпустил нас… Бернард! Он разозлился не на шутку и собирается оставить нас тут навсегда.
– Боюсь, ты права. Если он выпустит нас, его в любом случае ждет большой конфуз. Как почти все мужчины, он скорее предпочтет быть убийцей, чем дураком.
Ли-Шери немного помолчала, а потом вдруг рассмеялась.
– Но ведь у нас все в порядке, так? – Она сверкнула счастливой улыбкой. Появись эта улыбка на страницах воскресного номера «Нью-Йорк таймс», весь тираж разошелся бы в считанные минуты. – У тебя же есть динамит!
– Да только мало от него здесь толку.
Улыбка исчезла с лица принцессы. Ее сердце позвонило в редакцию «Нью-Йорк таймс» и отменило выпуск воскресного тиража.
– Что… ты… имеешь в виду?…
– Три года назад на Гавайях я пытался объяснить тебе про динамит. Бомба – не одно из твоих гениальных решений. Динамит – это вопрос, а не ответ. Он может предотвратить застывание, продлить открытую дату билета. Порой достаточно лишь поднять вопрос, чтобы возродить жизнь, чтобы остановить распад, вызванный равнодушием и безразличием. Однако нам динамит не поможет. Да, мы можем взорвать дверь, но нам негде укрыться. Взрыв убьет нас.
Ли-Шери заплакала (для прекрасной принцессы благородных кровей за свою жизнь она определенно пролила немало слез). Бернард крепко ее обнял. Его пальцы, как лисята, пробежали через лесной пожар ее волос.
– Знаешь, – сказал он, – держу пари, что «тыква» – американское слово. Оно прямо-таки звучит по-американски. Сладкий, пузатый, простой и жизнерадостный мячик, напичканный весельем. Я так и вижу перед собой девчонку со Среднего Запада, танцовщицу из группы поддержки, с задранным подолом, на заднем сиденье «шевроле» после футбольного матча в холодный пятничный вечер. Знаешь, о чем я? Об американской тыковке!
Снаружи плелись силки. Благодаря политическому климату, царившему на Ближнем Востоке в последней четверти двадцатого века, историю Физеля о похищении принцессы сионистами проглотили все, включая Хулиетту. Полиция нескольких государств и отряды из дюжины армий разыскивали ее высочество Ли-Шери. Ее искали и евреи, и арабы, в своих объединенных усилиях достигнув необычайного согласия, столь редкого в истории их отношений.
Внутри обстановка чем-то напоминала тюрьму на острове Мак-Нил или мансарду. Бернард и Ли-Шери устроились гораздо лучше, чем большинство заключенных. В компании с ними была даже пачка «Кэмела». Конечно, никто не приносил им еду и не выносил горшки, но энергия пирамиды сохраняла свадебный торт свежим, как только что из духовки, а нужду узники справляли в разных углах. Шло время, и с каждым днем порции торта и шампанского все уменьшались, но запас по-прежнему казался бесконечным.
– Больше всего я скучаю по луне, – призналась Ли-Шери. Бунтарь сообщил, что ему тоже не хватает ночного светила.
Читать дальше