Маргарита Симоньян - В Москву!

— Вот я и говорю, что есть такая, — продолжала Эльвира. — Ты смотри, душу ей не открывай. Не скажу что-то такое, ничего она тебе, конечно, не сделает, но душа у нее нечестивая. Гнилая у нее душа, поняла? И дорога еще у тебя будет.

Алина кивала и старалась запомнить, все, что скажет ей Эльвира.

Вернулась Танечка с толстой и старой книгой, из которой выпадали листки, обмотанные скотчем. Эльвира, по старой привычке советской кассирши, машинально послюнявила палец и открыла книгу на первой попавшейся странице.

— Ну что, когда у тебя день рожденья?

— Тринадцатого сентября.

— Тринадцатого, — скривилась Эльвира, — мать, тоже мне, не могла до четырнадцатого подождать? Та-а-а-ак. Характер у тебя пугливый и мнительный, правду я говорю?

— Точно! — восхищенно воскликнула Лиана. Алина молчала.

— Ну, вот видишь! Жить будешь долго. Написано, был у тебя какойто когда-то, хотели встречаться, но что-то не получилось, или помешал вам кто-то. Было такое?

Алина снова кивнула, не задумываясь.

— Вот, я и говорю, что было! Что тебе про будущее сказать? Болеть сильно не будешь, так, немножко будешь болеть, как все. Написано, бездны нет на твоем пути. Скоро на свадьбе гулять будешь.

— Когда скоро? На чьей?

— Ну, когда-когда — скоро, говорю же. Я же не могу тебе прямо дату назвать. Будешь гулять на чьей-нибудь свадьбе — вспомнишь мои слова. Еще спрашивай что-нибудь.

— Что с семьей будет?

Эльвира перевернула следующую страницу и долго ее изучала.

— Нормально все будет с семьей.

— А дети?

Эльвира снова перевернула страницу.

— Дети будут у тебя.

— Уже есть один.

— А, ну, видишь, значит, еще будут. Ладно, давай последний вопрос, у меня уже сейчас вскипит все на кухне.

— Вот, — Алина протянула Эльвире фотографию светловолосого улыбающегося мужчины. Эльвира сначала всмотрелась в нее, держа на вытянутой руке, и вдруг бросила на стол, откинулась на стуле так, что он заскрипел, и в голос расхохоталась. От смеха краешек занавески выскользнул из-под лямки лифчика, открыв грязную грудь в морщинах и ежевике.

— Ой, не могу, ой, девочки, насмешили, ой, не убивайте — умру от хохота.

— Ты чего, Эл? — спросила Лиана, осторожно улыбаясь.

— Ой, только не говори мне, что ты его жена, умоляю, — Эльвира тыкала жирным пальцем почти в лицо Алине. — Ой, девочки, убили вы меня. Мне этого парня уже пятый раз приносят и каждый раз говорят — муж. Ой, Лиана, не думала, что ты еще одну жену приведешь. Он что у вас, пять раз в месяц женится? Ой, убили меня, закопали, не могу. Короче, на него ничего делать не буду. Я на него уже и делала, и разделывала, и на развод, и на приворот, на что хочешь, я уже даже не помню, что у него там последнее сделано. Ой, не просите, не могу, не буду ничего делать, мне его уже жалко, бедный парень, — продолжала хохотать Эльвира.

Алина побледнела и встала. Молча взяла фотографию со стола, молча оставила на столе сто рублей и вышла за калитку. Эльвира утирала слезы, все еще подрагивая мощной грудью; тушь расползлась по всему лицу.

— Ох, убили вы меня. Убили — закопали, — стонала Эльвира.

Лиана выбежала за Алиной.

— Не боись, проходишь! — крикнула Лиана Алине, стоя с сигаретой у калитки. Алина буксовала в пыли, пытаясь развернуться.

У калитки улыбалась, играя с какой-то рогатиной, Танечка. Девочка радостно шептала: «Я делаю пистолет. Я буду убивать и бабушку, и папу, и маму!»

Наконец джип нацелился на спуск, и Лиана прыгнула на сиденье.

— Ну, ты слышала, Алинка, бездны нет на твоем пути! Это же здорово, если нет бездны! Значит, все будет хорошо. А мужик твой красивый какой стал! Прямо орел. Люблю блондинов. Только здесь их нету, — Лиана достала сигарету и шумно затянулась.

— Она ведьма натуральная, эта Эла. Все так четко говорит. Вот откуда она могла знать, что у тебя мнительный характер? А как тебе ее семейка? Танечка — это не родная ее внучка, а дочка этой невестки косорылой, от первого брака типа. Еще такие, ты видела, по два раза замуж выходят! Эла ее сама где-то надыбала — невестку — и домой притащила. Саня-то у нее недоразвитый, а ему уже под тридцать все-таки. У него половое созревание когда началось, он стал агрессивный.

Тут у Лианы зазвонил телефон — один из первых в городе мобильников, подаренный мужем, чтобы замолить грехи после двухнедельного загула с тремя старшеклассницами из Сыктывкара. Чтобы его купить, мужу пришлось продать трех из семи материных коров, благо мать его была слеповата и пропажи коров не заметила — они и так целыми днями слонялись по чужим дворам, объедая листья со слив, терялись, забредая случайно в невысокие местные горы, и пялились грустно прямо в глаза водителям, развалившись с телятами посреди федеральной трассы.