Маргарита Симоньян - В Москву!

— Хватит мельтешить туда-сюда, меня уже укачивает от вас! — крикнула им Джульетта и поставила на пол таз с вареной фасолью.

— Ффух, как я устала! На меня третий пот пришел.

— А зачем ты сама туршу* таскаешь? У тебя же может выкидыш случиться! — возмутилась Лиана. — Кремлина, ты почему ей разрешаешь?

Кремлина махнула рукой, проворчав «взрослая женщина, сама пусть думает».

— А ты думаешь, я расстроюсь, если выкидыш будет? — фыркнула Джульетта. — Я и так монетку бросала — делать аборт или не делать. Ты разве не знаешь, что у меня муж сидит уже полгода?

— Первый раз слышу. А за что?

— Оно мне надо? Говорят, семь лет ему светит. Тоже сильно не расстроюсь, если честно.

Джульетта сбежала замуж в четырнадцать — так же, как ее старшие сестры, так же, как большинство ее одноклассниц и соседок — некоторых, правда, украли, а некоторым сбегать не пришлось, потому что родители сами спешили выдать их замуж. Здесь считали, что, если девушка не вышла замуж к десятому классу, значит, уже и не выйдет, а это самое страшное, что может случиться в жизни и самой девушки, и всей ее семьи.

Две белокурые отдыхающие, стройные и загорелые, шли по проулку в одних купальниках. Таксист Виталик, увидев их, сплюнул от возмущения и прошипел:

— Девочки, оденьтесь хоть, слушай! Бессовестные!

Отдыхающие обернулись и посмотрели на Виталика презрительно, как на распоясавшегося варвара. Алина мягко улыбнулась Виталику, слегка смущаясь, сунула ему деньги — больше, чем договаривались, — и он уехал, стреляя своей волгой так, что в соседних дворах несколько женщин в черных платках и в черной одежде отвлеклись от домашней работы.

— Мрамза, там опять война, что ли? — крикнула одна другой, разогнувшись над пряжей, которую наматывала на веретено, сидя во дворе на кушетке.

— С чего ты взяла, Амза? — крикнула ей вторая, вытирая руки, черные от сока горного лопуха, который она чистила, сидя в другом дворе на такой же кушетке. — А, слышу, стреляют, — сказала она. — Наверно, опять война. А ты лавровый лист кладешь в пугр или только чеснок?

— Ты с ума сошла, какой лавровый лист! Испортишь все! Чему тебя мать учила?

— Как будто ты не знаешь, что у меня мать — грузинка. Чему она могла научить? — ответила Мрамза, и обе женщины снова нагнулись над большими алюминиевыми тазами, в одном из которых была пряжа, а в другом — стебли лопуха для соленья.

Мигом зятья Кремлины — Алик, Абик и Овик — вытащили из кафе большой стол и поставили его прямо на улице, поперек дороги — чтобы поместилось больше соседей.

— Даже не спорь со мной! — сказала Кремлина Лиане, пытавшейся протестовать. — Мы все равно собирались гулять сегодня, даже если б вы не приехали. Я сегодня за это кафе, чтоб оно сдохло, последний долг отдала. А я Богу давно пообещала, что, как только долги раздам, мадах* ему буду делать.

Официантки из Кремлининого кафе, бросив клиентов, потащили на стол копченое над костром мясо, лобио, мамалыгу и пугр. Младшая, тринадцатилетняя Кремлинина дочь Дездемона носилась по двору, успевая орать на официанток и раздавать подзатыльники Гамлету и Тамерлану. Алина следила за ней, улыбаясь. И вдруг ее взгляд упал на руки Дездемоны. Алина инстинктивно отпрянула, за что ей сразу же стало стыдно.

Пять лет назад в такой же летний день Дездемона играла с мячом под хурмой в огороде. Мяч укатился к чужой мандариновой роще, и Дездемона побежала за ним. За хурмой, посреди ничейных деревьев, она споткнулась и увидела в траве странную игрушку. И взяла ее в руки.

Ее мать Кремлина, половшая в огороде кукурузу, услышала громкий хлопок, такой, какие привыкла слышать за годы войны, и нечеловеческий крик, в котором узнала голос дочери. И почувствовала, как сердце внутри нее ухнуло вниз и остановилось.

Но оно не остановилось. Кремлина на руках дотащила истекавшую кровью Дездемону до больницы, стараясь не смотреть на дочь, особенно туда, где раньше у нее были руки.

Граната, разорвавшаяся в руках у Дездемоны, оторвала ей обе кисти. Лицо и грудь навсегда обсыпало черными точками. Кремлина знала, что Дездемона — единственная, кто не сбежит замуж и навсегда останется в ее доме, и любила ее особенно.

На шум застолья прибежала Джульеттина одноклассница, жившая на соседней улице.

— Налейте мне скорее, — сказала она. — Я свекрови сказала, что пошла к соседям рассаду собирать.

— На каблуках за рассадой пошла? — спросила Джульетта.

— Я в огороде переоделась.

— А тебе плохо не будет, как в прошлый раз? Она в прошлый раз напилась так, что ей скорую вызывали, — объяснила Джульетта Алине. — Ее санитары заносят во двор на носилках, а она с носилок орет мужу: «Овэс, клянусь мамой, грибами отравилась!»