Юлия Бакирова - Убийственная реклама, или Тайна работодателя

Он огляделся, рассчитывая найти хоть что-нибудь, похожее на туалетную бумагу. Но внутри не было даже газетного обрывка. В животе какой-то маг словно надувал воздушный шарик. Мысленно плюнув на гигиену, Толик приспустил трико, в которое переоделся до того, как сели обедать, приподняв одну, затем другую ногу, поставил их на обод металлического унитаза. Штормило. Ручку двери дернули. Он не стал кричать, что занято, и так понятно…

В мыльнице лежал оплывок хозяйственного мыла. Он тщательно вымыл руки, повернул защелку и вышел. На него зло смотрела пара глаз, подведенных синего цвета карандашом, с длинными ресницами, похожими на накладные.

— Что так долго? — отпихивая его в сторону, протискивая в туалет крупное тело, буркнула женщина.

— Личинку откладывал, — не поворачиваясь, ответил Толик и рассмеялся.

Он дошел до вагона-ресторана, покачиваясь вместе с составом. Там было безлюдно и не особо душно. Старая магнитола выдавала музыкальные пассажи эпохи диско. Композиции, знакомые Толику по школьным годам, просили вернуться в то время, но он не хотел вспоминать, да и не любил, если честно. Он привык жить будущим, стремясь к достижению поставленных целей, в осуществление которых всегда верил, и жизнь доказывала его право на такую веру. Единственная вещь, которую он вспоминал часто и с радостью, это первый приезд в Москву, первые шаги по Красной площади. Какая улыбка сияла в тот момент на его лице, словно у болвана какого-то. А какое чувство охватило душу! Будто за спиной крылья выросли.

— Налейте мне кофе и плитку шоколада с пачкой вон того печенья, — сделал он заказ в вагоне-ресторане.

— Это все? — недовольно спросила женщина в белом чепчике, сидящая за первым столиком зала, на котором одиноко стояла пустая картонная коробка из-под жевательной резинки.

— Пиво у вас холодное?

— Только дорогое, — ответила она.

— Перед уходом я возьму три бутылочки, — сказал мужчина, отсчитывая деньги за кофе, шоколад, печенье. — Но только холодное!

Забрав часть заказа, он сел за одним из столиков дожидаться кофе. Его принесли через минуту в одноразовом стаканчике с одноразовым пластмассовым подобием ложечки, больше похожим на штуку, которой отоларинголог прижимает язык пришедшего на осмотр человека.

Толик проводил взглядом официанта в рубашке с засученными рукавами, распечатал упаковку шоколадки. Он предпочитал черный. Потом порвал бумажную обертку печенья.

Он слушал музыку из школьных лет, надламывая плитку шоколада, сдобное печенье и отправляя их в рот, размачивая там до жидко-вязкой консистенции, проглатывая, запивая небольшим глотком кофе. Иногда через вагон-ресторан проходили люди. Некоторые смотрели на цены и спешно удалялись, некоторые, с ворчанием, расплачивались, покупая то, без чего не могли вытерпеть (пиво, сигареты). Постепенно за соседними столиками стали появляться желающие перекусить горячими пельменями, подогретыми в микроволновке чебуреками, хот-догами, беляшами. Кое-кто заказывал вино. Толик слушал музыку и не спеша ел шоколад с печеньем. Лишь раз он вставал, чтобы повторить заказ кофе. Тогда же женщина в чепчике его спросила:

— Пиво для вас придержать? Сейчас народ пойдет, заберут!

— Придержите, — подтвердил он, заплатив за очередную порцию кофе.

Съев плитку шоколада наполовину, он позвонил Полине. Она сказала, что соскучилась и попросила возвращаться быстрее. Он заверил, что постарается, а потом рассказал о том, что делает. Она предложила ему поговорить с мамой, он согласился. Мать переживала, что он так спешно уехал. Голос у нее был бодрый, но слышалась в нем какая-то надломленность, словно воздух нагнетали в полость, имевшую трещину. «Мам, ты присматривай за Полиной. Я вынужден был поехать, поэтому я прошу тебя, следи за ней. Ты единственный человек на свете, которому я могу доверить заботу о ней», — произнес он, бросив небольшой кусочек шоколада в горячий кофе, наблюдая, как по поверхности расползается темно-коричневое, плотное пятно. Мать растрогалась, кажется, прослезилась и заверила его, что все будет хорошо…

Народу в ресторане стало слишком много. Было шумно. Даже музыку сменили. Теперь в магнитоле крутилась кассета с бодрыми блатными песнями. Толик спешно доел шоколад, печенье, допил кофе. Оставив мусор на столе, подошел к женщине в чепчике, спросил пиво. Та рассчитала его, вынесла три бутылки немецкого темного.

По дороге назад, в свое купе, он не думал ни о чем, лишь вспоминал улыбающееся лицо Полины, и по телу разливалось тепло. Его клонило в сон. Состав покачивался, несясь вперед, в столицу.