Юлия Бакирова - Убийственная реклама, или Тайна работодателя

— Соболезнуем, — в голос ответили студенты.

«Очки» спустился, сжимая за горлышко бутылку водки.

— Мы так, символически выпьем, — сказал «Еж», расставляя стаканы.

— А вы кем в Москве работаете? — проведя раскрытой ладонью над столом, что означало — «давайте кушать», спросил «Пузо».

— Дизайнером, рекламу разрабатываю, — ответил Толик, сняв с хлопком пластмассовую крышку с селедки в свекольном соусе и майонезе.

Он чувствовал себя очень старым, умудренным жизнью. А еще ему было спокойно. Прежде чем вернуться в купе от проводника, он снова выходил в тамбур. В вагоне их два, так вот он ходил в тот, где не курят. Оттуда он позвонил Полине. Связь была неважная, но он поговорил с ней, и ему стало легче. У мамы настроение чуть поднялось, она даже смеялась, хотя их с Полиной впереди ждала «камеральная» уборка. Толя попросил объяснить, что это за уборка такая. Полина весело ответила, что налоговая инспекция проводит «камеральные» проверки и проверки на месте. «Все бухгалтера боятся и ту и другую, но первая все же более всеобъемлющая. Назвав уборку „камеральной“, Полина хотела сказать, что они будут убираться везде. „Сразу попрошу не волноваться, мне можно и полы мыть, и шкафы разбирать“, — добавила женщина. Услышав о большой уборке, Толик испугался: вдруг женщины найдут спрятанные им вещицы, но что он мог изменить?

Еще Полина спрашивала, повезло ли ему с попутчиками. Толик ответил, она рассмеялась, потом смутилась своей радости и замолчала. Тогда Толик захохотал сам, и она присоединилась к нему. «Я люблю тебя», — сказал он, прежде чем отключиться. Сейчас же он пережевывал хлеб с мягкой селедкой в компании троих студентов и был расслаблен. Его страхи смололись под жерновами колес железнодорожного состава.

— И много платят за рекламу? — не постеснялся «Пивной животик», накалывая на искривленные зубья алюминиевой вилки ломтик сочной курицы-гриль, лежащей в одноразовой тарелке.

— Достаточно, — ответил мужчина, сделал еще один бутерброд с селедкой и начал его есть.

— А мы учимся на экономистов, — сказал «Очки», зачерпнув столовой ложкой красную икру из консервной банки, открытой Анатолием. — Первый курс позади, еще четыре, ты только жди.

— Ну ты и дурак, брат, — улыбнулся «Пузо». — Сила в шутке, брат, не та, чтобы песню исковеркать. Шутка за душу брать должна.

— Не ерничай, звезда полей кукуруза, — парировал «Очки»; его рука, держащая бутерброд, дрогнула, и несколько икринок полетело вниз ему на колени.

— Между первой и второй перерывчик небольшой, — достав бутылку, которую зажимал между ног, произнес «Ежик».

— Давай наливай!

— Наливай давай!

Выпалив эти фразы из мультфильма «Масяня», «Очки» и «Пузо» разразились хохотом. Глядя на них, Толик тоже засмеялся.

— Смех без причины означает, что или у вас не все дома, или вы интересная женщина, — повторил услышанную на днях по радио шутку «Еж» и загыкал, отчего бутылка в его руке затряслась, позвякивая о края стакана и проливая водку на стол.

— Ээээ! Осторожнее, Шарапов! — возмутился «Пивной животик», протянув руку к бутылке.

Толик не мог унять смеха. Ему казалось, что он находится в бездарном цирке или, если точнее, сидит у экрана телевизора, транслирующего юмористическую программу. В ней сатирик зачитывает с листка бумаги плоские, как камбала, тупые, как обух топора, шутки, а зрители в зале тем не менее «катаются по полу». Он же бесится оттого, что не понимает веселья этих людей, и ему смешно от их тупости и от того, что им смешно.

— Ребят, — вытирая проступившие в уголках глаз слезы, сказал он. — Дайте-ка я выйду. Вы развлекайтесь, договорились?

— Наелся, что ли? — удивился «Пузо», посмотрев на ломящийся от еды стол.

— Вполне, — подходя к двери, ответил Толик. — «Ал би бэк», — подражая манере Арнольда в кинофильме «Терминатор», произнес он, выходя из купе.

— Цитировать фразы из старых фильмов дурной тон, — прокричал ему вослед «Пивной животик», отчего Толик рассмеялся еще сильнее.

Смех оставил его только в туалете. Закрыв дверь на защелку, он набрал воды в ладони, сложенные лодочкой, нагнулся и плеснул себе в лицо. Пахло хлоркой и испражнениями. В чуть приоткрытое окно, стекло которого было замазано белой краской, проникал запах смога, мазута. Посмотрев в зеркало, по бокам облезающее, Анатолий вспомнил увеличенные глаза «Очков» и снова растянул губы в улыбке. Вагон качнуло, кто-то дернул за ручку двери, пытаясь войти.

— Занято! — крикнул мужчина, ощутив резь в низу живота при одновременном вздутии.