Наталья Нечаева - Скинхед

— Спрошу, — мрачно и холодно пообещал Зорькин. — Не хочешь ли ты сказать, что фашизм в стране насаждается сознательно?

— А вы меня голосом не пугайте, Петр Максимович. Я не зря в Копенгагене филиал фирмы открыл. В любой момент могу вернуться на родину предков. Мне в Четвертом рейхе жить как-то не хочется.

— Это ты о России так? — У Зорькина даже дыхание перехватило.

— Именно, — кивнул зять. — Или вы действительно считает, что вся эта нечисть сама собой наружу повылезала? Да ее за уши тянут! Это же азбука! Социальное расслоение в стране гигантское, рванет — никому мало не покажется! Значит, надо сделать этот взрыв растянутым по времени, чтоб не разнес все к чертям, и, главное, строго направленным. Самое простое и действенное — показать реального врага. Кавказца, таджика, мусульманина, иудея. Вот он, изверг! Вот кто мешает вам жить богато и счастливо! Вот из-за кого все ваши беды! А почему он враг? Да потому, что не такой, как ты! Носом не вышел. Или цветом кожи. Как с первой чеченской началось, так и катится.

— Ну уж ты так-то не преувеличивай, Валера, — робко вставила теща. — Кто людей сознательно стравливать станет? Это время у нас такое… сложное… Просто пережить надо, и все наладится.

— Да не наладится! — выкрикнул зять. — В том-то и дело, что само ничего не наладится! Когда Гитлер к власти пришел и стал своих бывших соратников отстреливать, те, кто успел сбежать, потом сильно горевали: как же так? Мы фашистам деньги давали с единственной целью, чтоб они коммунистов уничтожили а они против нас пошли? Пошли. И наши пойдут. Да уже идут…

Зять был, конечно, не прав, сто раз не прав! Но Зорькину почему-то вдруг расхотелось спорить. Он будто обмяк и отяжелел. И такая с чего-то навалилась тоска, прямо хоть волком вой! Вспомнилось, что завтра надо снова топать в больницу к этому полудурку-убийце…

«Все, — сам себе сказал Петр Максимович, — пишу обвинительное — и дело с концом. Пусть его, вернее их, судят по всей строгости, чтоб таким, как Валерий, неповадно было на свою родину хвост подымать».

Отчима надо было убить сразу, как только он появился в их доме. Но Ваня же не знал! И был совсем маленький!

Они тогда жили очень бедно. Чтоб заработать хоть какие-то деньги, мать пошла по ночам перебирать овощи. Далеко, несколько остановок на метро, чурки какие-то склад держали. Вот вопрос: как мать рискнула к кавказцам на работу пойти? Ведь боялась их, Ваня помнил, хуже смерти. А припекло! Роман у этих чурок командовал развозкой овощей. Типа, бригадир. Ну, видно, и запал он на мать. Она же тогда еще молодая была, красивая, кудрявая. Ваня всегда гордился, что у него мама на Снегурочку похожа.

Поначалу Роман ее домой подвозил — типа, жалко женщину. Работа к утру заканчивалась, метро еще закрыто, куда ей пешком полтора часа пилить? Потом, наверное, мать, как человек вежливый и благодарный, стала приглашать заботливого Романа подняться к ним домой, попить чаю. Спать-то она все равно уже не ложилась, пока Ваню в школу не проводит. Ну и стал Роман у них задерживаться все чаще и чаще. Ваня уходит, он на кухне сидит. Приходит — тот спит на материном диване. Честно говоря, Ваня против ничего не имел. Роман был веселый и щедрый. Давал Ване денег на жвачки и сникерсы, на день рожденья купил ему черную кенгуруху, о которой Ваня мечтал. И еды в доме стало больше, мясо там, молоко, даже конфеты просто так на столе в вазе стояли.

Однажды ночью Ваня проснулся от пугающих звуков: кто-то страшно рычал, а мать тонко и жалобно стонала. Ваня вскочил, бросился к ее дивану:

— Мама, мама!

— Уйди, щенок! — отшвырнул его взлохмаченный Роман.

Из-под него высунулась мать, странная какая-то, неродная.

— Иди, сынок, все в порядке. Мы просто играем… Ваня заплакал. Он почему-то очень испугался, что в этой игре здоровенный Роман может запросто его тоненькую маму задавить или вовсе сломать, и стал молотить кулаками по широкой спине:

— Уйди, уйди!

Роман ругнулся злобно и непонятно, встал и, как был — голый, это Ваню особенно потрясло, пошел в ванную. А мать обняла Ваню, прижала к себе и сказала, что теперь дядя Роман всегда будет жить с ними.

— Зачем? — рыдал Ваня. — Не надо! Он тебя обижает!

— Ты же хотел папу? — поцеловала его в мокрую щеку мать. — Вот дядя Рома и будет твоим папой. А еще у тебя скоро родится братик или сестричка.

Это новость Ваню настолько поразила, что он даже плакать перестал. Лег на свое место и принялся представлять, как у него появится брат. Обязательно — старший. Сильный и добрый. Про сестричку он даже не думал. Зачем им девчонка?