Наталья Нечаева - Скинхед

На исходе второго года солдатской службы, когда Валюша заканчивала десятый, Тарасов вдруг перестал писать. Сначала это не особо беспокоило, экзамены на носу, какая тут любовь? А потом от Сашкиной матери прозналось, что солдат решил остаться прапорщиком и вроде спутался там с дочкой какого-то офицера, на которой собирается жениться. Дело было в начале июня, как раз перед выпускным сочинением, поэтому Валюша чуток поплакала, да и успокоилась. Свою жизнь в Ленинграде с Сашкой Тарасовым она представить ну никак не могла!

А Ленинград в то время занимал уже все ее помыслы. Никому-никому, ни матери, ни бабусе, ни подружкам, ни учителям, не говорила Валюша об этой своей мечте. Знала: засмеют. А если еще и не поступит, то презрительное прозвище «ленинградка» приклеится к ней навсегда. Народ в Карежме жил не злой, но памятливый, и к тем, кто вдруг возмечтал прыгнуть выше головы, относился с подозрительной насмешкой. Учеба в Ленинграде, по мнению карежминцев, представлялась именно прыжком выше головы, то есть несомненной дурью. Никто и никогда из сельчан дальше областного центра не забирался.

Поэтому Валюша выработала хитромудрый план: в Архангельск она, конечно, поедет, но задерживаться не станет, чего там ловить, если и так все понятно: ее примут в пединститут без экзаменов. А из области рванет в Ленинград. Как раз успеет к вступительным в Технологический институт. Ей, золотой медалистке, полагался всего-то один экзамен — химия. Сдаст — тогда и скажет всем о своей победе, не сдаст — тихо вернется в Архангельск и пойдет в педвуз. Никто ничего не узнает.

Так она и сделала.

Студенческие годы, конечно, были в ее жизни самыми лучшими, потому что, кроме учебы, ни забот, ни хлопот. Бедноватыми, конечно, но какими веселыми!

Девчонки в общежитской комнате, как одна, подобрались из глубинки, деликатесами не избалованные. Родители с поездами нет-нет да и передавали что-нибудь из домашних заготовок. Валюте присылали соленую рыбу да грибы, Светланке из Кандалакши — мороженую клюкву и копченого палтуса, Тане из Новочеркасска — абрикосовое да клубничное варенье, домашнюю тушенку из курицы и невероятной вкусноты и запаха подсолнечное масло, Нине из-под Пскова — квашеную капусту, моченые помидоры и соленые огурцы. И тоже — картошку. А Гале из Белоруссии иногда доставляли и вовсе деликатес — домашнюю колбасу и копченое сало. Только Розе никаких посылок не полагалось, она была детдомовской.

Домашнее ели понемногу, растягивая удовольствие, вывешивая провизию в ниточной авоське за окно, чтоб не испортилась. Со стипендии скидывались по двадцать рублей на общий котел, по очереди дежурили по хозяйству — словом, приноровились. Четверо из шести, как и Валюша, были золотыми медалистками, двое — серебряными. Такая подобралась комната.

Первые два года они если куда и ходили, то по воскресеньям в музеи, а так — учеба, учеба и учеба. Даже золотых и серебряных знаний, полученных в сельских школах, откровенно не хватало для отличных оценок в Техноложке, получать же другие девчонки не привыкли, потому и старались не за страх, а за совесть. Это уже на третьем курсе они стали «выходить в свет» — на общежитские дискотеки да институтские вечера, завязывать мимолетные романчики, бегать на свидания и в кино. И Валюшка тоже не отставала от других! Сначала закрутила любовь с Павликом с третьего этажа, потом с Серегой со старшего курса. Впрочем, это только так называлось — любовь. Целовались да и все, даже до раздевания ни разу не дошло — парни оказались какими-то робкими, и сама Валюша сильно стеснялась: на красивое белье денег не хватало, старый же, стираный-перестираный лифчик показывать было стыдно.

А в феврале, только-только вернулась она из Карежмы, где отдыхала на зимних каникулах, пришло горе, упрятанное в почтовый конверт. Мать написала, что папа по пьяному делу пошел с мужиками на подледную рыбалку да все трое в полынью и провалились. Безвозвратно. Откуда в феврале в Северной Двине полынья? — не поверила обмеревшая до немоты Валюша, вспомнив, какой толщины лед сковывает по эту пору родную реку. А в следующих строчках и ответ нашелся: оказывается, там военные проводили какие-то учения, лед был подтоплен и покромсан, а мужики спьяну да в темноте недоглядели. «Уже всех и схоронили, — писала мать. — Тебя и тревожить не стали, все равно бы не успела…» С того дня и та малая помощь из дому, что присылали родители, вовсе иссякла. Откуда матери денег взять? На шее — двенадцатилетняя Верочка и дедуся с бабусей, у которых пенсия, как дедуся говорит, с гулькин хрен. А мать, кассирша в колхозе, много ли одна заработает?