Наталья Нечаева - Скинхед

— Не бреши! — грубо оборвал друга Зорькин. — Это ты там в своих заграницах понахватался? Я к тебе как к другу, как к специалисту пришел, чтоб вопрос прояснить. А ты мне американскую лапшу на уши вешаешь?

— Не хочешь — не слушай, — пожал плечами приятель. — Но насколько я помню, то убийство, которое ты расследуешь, именно на национальной почве?

— И что? — Зорькин разозлился. — Но это — единичный случай в городе, потому и поручили мне!

— Как самому опытному? — хохотнул Рогов.

— Наоборот, — Зорькин сник, — если бы у дела был политический окрас, хрен бы мне его доверили. Сформировали бы следственную группу, шеф бы взял под свой контроль. А так… Модники, как ты говоришь. Куртки, свастики, подтяжки. Пива нажрутся, а энергию куда девать?

— То есть, ты считаешь, в скинах нет ничего опасного?

— Да я сам сегодня заявление нашего пресс-центра читал. Все это происки твоих западных друзей. Роетесь, ищите, как бы побольнее Россию ужалить. Вот и нашли! Типа, русские Гитлеру голову свернули, а мы теперь всему миру докажем, что у них своих гитлеров полно! Эх, Леня, ты-то чего? Русский же! Сколько ж можно гной изливать? Неужели за державу не обидно?

— Обидно, Зорькин, до кровавых соплей обидно! И не за то, заметь, что эти отморозки по улицам гуляют, а за то, что безнаказанно гуляют! Погромы, избиения, убийства… Когда ж наконец вы головы из песка вытащите и поймете, что это не просто подростковые игры? Это самый настоящий фашизм! Причем поощряемый!

— Кем? — набычился Зорькин.

— А это я у тебя, как представителя прокуратуры, спросить хочу. Есть статистика, вполне официальная которая показывает, что милиция сознательно отказывает в возбуждении уголовных дел, если вопрос касается конфликта на национальной почве.

— По-твоему, если русский в бубен китайцу дал, это фашизм. А если русский русскому — обычное хулиганство? Хороша логика! Нет, дорогой мой, уголовный закон для всех один, и для негров, и для евреев.

— Вот-вот. И я про то же. Потому скины и растут, как грибы после дождичка. Я тебе больше скажу, их сознательно взращивают!

— Зачем? — ехидно осведомился Зорькин. — Что-то вы, господин академик, совсем запутались. То говорите, что дела не возбуждают, потому что не хотят официально подтверждать существование скинов, а то — специально взращивают.

— Одно другому не мешает, господин следователь, — в тон ответил Рогов. — Неорганизованные скины, как чирей, неизвестно где выскочить могут, потому их и быть не должно. А специально выращенные — совсем другое. Это ж готовые боевые отряды! На них, при желании, все что угодно свалить можно! От поджогов до массовых бесчинств, и примеры уже есть. Вспомни нападение на лагерь таджикских беженцев, когда грудного ребенка убили.

— Ты что, вообще охренел? — раздраженно уставился на него Зорькин. — Кто будет специально фашистов растить? В нашей стране? Твою мать! — Он зло выругался. — Вот из-за таких, как ты, нас и гнобят все, кому не лень. Сначала свою заразу к нам принесли, а потом нас же заразными объявили!

— Знаешь что, Петруша, давай-ка мы с тобой на сегодня эту дискуссию закроем, — миролюбиво попросил хозяин. — Я тебе кое-какую литературу подобрал проглядишь на досуге, если захочешь, конечно. А сейчас, может, лучше по сто грамм за встречу?

— Не хочу. — Петр Максимович вышел коридор и стал одеваться. — Хоть ты мне и одноклассник, Леня, но пить с тобой я не буду. Понимаешь, в отличие от таких, как ты, которые Западу яйца лижут, я Родину свою люблю.

— Как скажешь, — не стал настаивать Рогов. — Я на тебя даже не обижаюсь и, если еще поговорить захочешь, милости прошу. А ты захочешь, Петр, точно захочешь.

— Никогда! — гордо ответил Зорькин, открывая дверь.

Однако пластиковую папочку, приготовленную одноклассником, прихватил. Привычка — вторая натура. Когда настоящий следователь от дополнительной информации отказывался?

— Гражданин следователь, ну, пожалуйста, — Валентина собирает платком щипучие слезы, — разрешите мне побыть с ним… Ну, хотя в тот момент, когда он очнется…

Платок почти не впитывает влагу. Тряпочка мокра и жалка. Она, как комковатая манная каша, елозит по лицу, оставляя липкие следы, которые тут же стягиваются пересоленой горькой коркой. Следователь Зорькин брезгливо протягивает женщине несколько салфеток, горкой лежащих на краю стола.

— Спасибо… — Валентина стеснительно высмаркивается. — Он же совсем мальчик! Очнется — больница, руки нет… как же… я — мать! Я должна быть рядом!