Наталья Нечаева - Скинхед

Что-то острое впивается в локоть и тут же затекшую руку освобождают от пут.

«Держись, брат, — мысленно подбадривает Ваня. — Я с тобой!»

Это утро не сулило Зорькину ничего хорошего. Снова бессонная ночь, только теперь не от желания проанализировать и, сложив головоломку, понять, а от ясного понимания этой вдруг разрешившейся шарады. Разгадка не принесла ни радости, ни даже облегчения. Напротив, муторную тяжесть, до тошноты, а еще страх. То, что он узнал, пробив по своим каналам личность капитана Трефилова, в ином мире — Путяти, лишь утвердило Петра Максимовича в правоте своей версии. Собственно, и не версии уже, а вполне материального факта. Три серых листочка пополнились еще одним — схемой, на которой разрозненные квадратики, кружочки и треугольнички с указанием преступлений и мест их совершения неуклонно сходились к центру, где господствовал один большой шестигранник, обозначенный символом «X». В целом схема сильно напоминала паутину, вязкую, мелкоячеистую, множественно и прочно переплетавшуюся. Сам же центровой «X» выглядел натуральным пауком, цепко удерживающим за пунктиры и стрелки все прочие геометрические фигуры…

Подобным произведением следственной мысли вполне можно было гордиться, однако никакой гордости Петр Максимович не ощущал. Голова раскалывалась от мыслей. А ребра в области сердца разрывала расширяющаяся пустота.

В девять его ждет Митрофанов. Дернул же черт сыграть в благородство! Отзыв обвинительного… Продление следствия… Новые обстоятельства… Идиот! Копал, копал — выкопал.

Могилу он себе выкопал, вот что.

Сказать Митрофанову, что пошутил? А все это сжечь к едрене фене? Но… А внук? А та фруктовая тетка с рынка? А пацан этот безрукий?

С другой стороны, похоже, что он, рядовой следак, в одиночку раскрыл…

Что раскрыл? Вон он, основной вопрос… Без ответа.

Сжечь. Уничтожить. А как тогда жить? Зная…

А что, если… В конце концов, у него есть начальство! Тот же Митрофанов.

— Петр Максимович, — поднялся навстречу бывший ученик. — Как ты? Чего удумал? Я, грешным делом, решил, что ты снова — того! — Митрофанов выразительно щелкнул себя по кадыку. — Я тут ради тебя горло деру, убеждаю, что ты — лучшая кандидатура на кадры, а ты мне такой бэмс… Надеюсь, больше никому эту свою идею с отзывом обвинительного не излагал?

— Нет.

— Ну и ладно, ну и славненько. Очень ты мне там, в кадрах, пригодишься. Работать все сложнее, свои люди во как нужны! — Митрофанов снова потревожил свой кадык, теперь полоснув по нему ладонью.

— Зря старался, Олег, — буркнул Зорькин. — Не пойду.

— Что — зря? — Собеседник покровительственно хмыкнул. — С твоим опытом сам Бог велел воспитывать молодежь. Учить уму-разуму.

— Нет, — снова повторил Зорькин. — Не надо.

— Что за каприз, Максимыч? — недовольно уставился на него Митрофанов. — Я что, зря жопу рвал?

— Зря. Увольняюсь.

— Что?

— Увольняюсь я, Олег Вячеславович. Совсем.

— Ты что, опять с похмелья, Максимыч?

— Наоборот протрезвел. Вот это, — Зорькин бухнул на стол перед начальником тяжелый пакет, — информация. Наша, официальная и всякая иная — пресса там, Интернет… Сверху в голубой папке — мой отчет. Прочитаешь — поймешь. Делай с этим что хочешь. Посчитаешь нужным — дай ход. Нет — сожги и забудь. Я уже забыл.

— Ты мне бомбу, что ли, принес? — неуверенно улыбнулся Митрофанов, опасливо косясь на пакет. — По-человечески сказать не можешь, что там?

— Сам поймешь, — хмуро сообщил Зорькин. — Хочешь — скажи, что сам до всего этого допер, мне не жалко.

— Да что там, Максимыч? — забеспокоился начальник. — Сядь, я при тебе посмотрю.

— Нет, — отодвинулся к двери Зорькин. — Я пошел. Мне надо еще рапорт об увольнении зарегистрировать.

— Максимыч…

— Прощай, Олежек. И не препятствуй. Прочитаешь — сам уйти попросишь, чтоб глаза не мозолил. — И не дожидаясь, пока открывший рот Митрофанов скажет что-либо еще, вышел.

Главврач реанимации пропустил в кабинет двух женщин, показал на кресла:

— К сожалению, к нему сейчас нельзя. Только что закончили прямое переливание крови. Он слаб, очень слаб.

— Он выживет? — не выдерживает дама помоложе, сероглазая красивая шатенка, видимо жена.

— Надеемся, — кивает доктор. — Сейчас все зависит от него самого.

— Мой сын обязательно выживет, — вздергивает подбородок женщина постарше, с седой стрижкой, — он сильный.

— Конечно, — соглашается доктор. — И очень везучий: нашли его вовремя, еще бы немного и…