В повисшей вдруг мертвой тишине я услышал его, как обычно, спокойный голос.
– Я – это всего лишь ты. Только я всегда шел дальше мыслей и не боялся действовать. Я помогал тебе. Я хотел уберечь тебя. Спасти!
Димыча медленно окутывал свет, вливающийся в комнату из огромного экрана на стене. Он возник вдруг на месте больничного окна.
Облако света поглотило Димыча.
– Нет! Стой! – заорал я, бросился на Димыча, но натолкнулся на невидимую жесткую преграду и упал на кафельный пол. Падая, я видел, как принявший Димыча свет возносится туда, в голубое и бесконечное, которое постепенно обросло ставнями и превратилось в больничное окно.
Убийца Лорен и Дэна никогда не будет пойман. Я лежал какое-то время молча. Потом мысли обрели форму слов, и я сначала тихо, потом все громче и громче стал кричать: «Димыч – убийца! Его уже не поймаешь! Я в полном дерьме!»
– Что кричишь? – спросила вошедшая медсестра.
– Димыч убийца, но его уже не поймать. Он вознесся на небо, а я в полном дерьме! – поспешил сообщить я ей.
– Псих… – сказала медсестра и ушла.
Мои крики стали хрипами, потом шепотом. Я провалился во мрак, а когда очнулся, декорации поменялись. Я в больничной палате, только другой. На окнах решетки. Рядом сидит мама. Она вся в слезах.
– Димыч. Это он всех убил.
– Да, да, конечно, Марк. Мы знаем, – сказала мама и заплакала. Она плакала потому, что Димыча уже не поймать! Точно. Пришла медсестра, сделала мне укол. Веки стали тяжелыми, просто свинцовыми. Мама провела доброй рукой по моему лбу.
Я дождался, когда стихнут за дверью ее шаги, прокусил себе указательный палец и преодолевая чудовищную психотропную усталость, медленно вывел красным на белой стене никогда раньше не виданный мною знак. Черт знает откуда, но я знал, что на языке давно исчезнувшего народа он означает «возвращение».
Я беззвучно отделил его от стены, развернул, перенес в центр комнаты и, зажмурив глаза, полетел в это красное пятно, разрывая все встречающееся на своем пути – небо, облака, звезды. Полетел обратно в точку своего первого вздоха.
* * *
Когда небо обросло, наконец, решетками, мир стал привычен, ограничен и предсказуем.
2000 г.
* * *
написать бы о чем-то хорошем.
ведь так хочется, о том, что на работе прет,
в принципе, и есть свет в конце тоннеля.
жизнь – вовсе не одно и то же,
такая разная, и летит, а не ползет еле-еле.
и… любовь есть, словно из космоса,
и дружба, несмотря на всякие мои косяки.
бывает жарко, но сегодня что-то холодно…
видимо, кондиционер или сквозняки.
пиво радует, и кофе заставляет просыпаться,
еще чуть-чуть – и год закончится, а за ним
совершенно новый,
и я буду упираться стараться,
чтобы он вышел лучше,
чем этот, откровенно хуевый…
а далее вообще сплошные светлые дни.
так утверждают мои пророчества…
главное, что мы не одни,
посреди вселенского одиночества.
* * *
мне немного грустно,
я человек-снег, я таю.
улыбаюсь искусно
и исчезаю.
* * *
живем вместе… умираем в одиночестве,
но всегда наедине с самим собой,
даже если одинаковые отчества,
один на один бой…
и утром, когда кофе ни хуя не будит,
опухшие веки пытаются разглядеть друга,
все, что было, и все, что будет…
это судьба, но на всякий случай возьми руку…
* * *
у простых людей простые запросы:
любовь-бабло-вино-папиросы.
немного моря, немного света,
наутро кофе, и два минета…
и я такой же, бля, зуб даю!
но мне чуть проще – я не курю!
* * *
больше воздуха! простите мне это чудо!
я выбрасываю на помойку!
всю старую посуду и посудомойку!
диван облезлый и торшер пыльный!
все – бесполезно.
я – сильный.
дневники-тетради, строчками ошибочные
дорожки,
здесь я был одинок, здесь просто пьян,
а в этот день болел и меня кормили
из ложки,
только память уже не может,
как не может вмещать мой дом
тонны одного и того же.
прочь, вон!
* * *
разбит весь мир на четыре кусочка,
тебе и мне. сыну и дочке,
рука сжимает маленький ключик,
от сердца дверца… и солнца лучик.
* * *
иногда просыпаешься с чувством,
будто не спал ни часу.
мрачное утро,
пятнадцать шагов к унитазу.
мешки под глазами
и улыбка неуверенная
садишься в ванную,
льешь на голову воду растерянно.
думаешь, что Бог мог бы послать приступ.
во сне умирают праведники.
а ты не справил и тридцати
праздников.
да и не святой,
чтобы надеяться на легкие завершения.
самая обычная, самая простая версия
Его творения.
так уж вышло…
терпи, боец.
хотя бывает,
что прям… пиздец.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу