Павел Андреев - Двенадцать рассказов

Уже на третьей неделе службы в Афганистане Боре подвернулась возможность утвердиться в глазах комбата. Выйдя из засады на своем БМП, он "загнал в угол", а потом расстрелял из автоматической пушки духовский «Семург» с пулеметом ДШК в кузове. Честно доложив комбату об удаче, будущий герой долго отмахивался автоматом от наседавших на него дембелей. Но попытки таким образом уговорить молодого летеху провести "шурави контроль" до прибытия комбата ничего не дали. А комбат не заставил себя долго ждать. Брезгливо оглядев ДШК, изуродованную машину и мертвых духов, он с циничным спокойствием приказал своим телохранителям на глазах разъяренных такой несправедливостью дембелей Бориной группы, обыскать убитых и забрать все ценное: деньги, часы, личное оружие. Собрав богатый бакшиш, комбат улетел, оставив Борю один на один с подразделением, полностью потерявшим веру в молодого лейтенанта.

Но судьба дала Боре новый шанс. При очередном сопровождении колонны ему удалось вернуть себе уважение солдат и самого комбата. Еще не опустошенный безысходностью происходящего вокруг и не настрелявшийся вволю, Боря внимательно следил за окрестностями в оптику прицела, заняв место наводчика в своей машине. Он первым увидел девушку в комбинезоне, вставшую во весь рост среди камней и откинувшую волосы назад изящным движением головы. Боря зачарованно следил за красавицей, и каким же искренним было его изумление, когда он увидел в ее руках гранатомет. Кто знал, что это та самая итальянская инструкторша по стрельбе, про которую разведка впервые узнала несколько месяцев назад из радиоперехвата? Борин возглас в эфире услышали все. Его фраза "Что ж ты делаешь, сучка?", прокомментировавшая прямое попадание гранаты в головную машину колонны, была воспринята всеми как кодовая команда к отражению атаки. Колонна огрызнулась морем огня. Продолжая рассматривать итальянку в перекрестья прицела, Боря хладнокровно завалил ее с первой попытки, взяв приз, назначенный особистами за ее поимку — орден "Красной Звезды".

Это, правда, не спасло колонну от разгрома, а Борю от неприятностей. Его БМП нарвалась на фугас. Как Боря умудрился вылететь в люк, я так и не понял. Но факт остается фактом — из всего экипажа выжил он один, чтобы поведать нам о красивой наемнице из Италии, инструкторше по стрельбе из гранатомета.

Суббота, 25 февраля 1984 года, 442-й ОКВГ.

Неделю назад Борю, как выздоравливающего, перевели в травматологию, в другой корпус. Его койку убрали, и нас осталось пятеро. Хотя раненые продолжают прибывать из Афгана, к нам в палату уже никого не кладут.

Шираз проникся смыслом интернационального долга и добросовестно выполняет ответственную задачу связного между Витей и гастрономом, что находится по ту сторону забора. Врачи уже давно забыли, чем Шираз болел и как сюда попал. Когда он пришел с очередной перевязки с горным пейзажем, нарисованным йодом на его изуродованной заднице, мы поняли, что медперсонал в отделении окончательно потерял к нему интерес.

Легко сказать: "Возлюби ближнего своего". По отношению ко всем нам это означает одно — оставьте нас в покое. Для Вити это совершенно немыслимо. Нормальный человек в толпе слабеет, Витя же без людей не может. Он постоянно лезет на рожон, проявляя поразительную поисковую активность и агрессивность. Именно такое поведение в первые минуты боя гарантировало ему там, на войне, качественный «отстрел» противника. Здесь же, в госпитале, он всех достал своими «наездами» и уже перешел на общение с местными алкашами, частенько забывая, кто он и где находится. Его мозг пылает как костер и ему больше не надо отвечать на вопрос, зачем он живет. В такой ситуации становится возможной любая глупость со стороны Вити, внутреннее сознание которого протестует, и энергия его безрукого тела бушует как штормовые волны. Когда он исчезает надолго, мы посылаем за ним Шираза.

Нас с Серегой уже пару раз свозили для примерки на протезный завод, что на улице Бестужевской. Мы уже пережили первый шок от своих кожно-шинных протезов. При виде этих уродливых конструкций из металлических полос, грубой кожи и набора шнурков с ремнями, понимаешь, что ты потерял на самом деле. Надежда на помощь со стороны умирает и, как это ни цинично звучит, главным человеком, чьи интересы я должен сейчас соблюдать, становлюсь я сам. Поэтому такие поездки единственный для меня шанс отвлечься и посмотреть город. Вид города в окно госпитального автобуса сильно отрезвляет. Как все больные мы воображаем, что суть решения наших проблем в нашем выздоровлении. Это иллюзия словно оконное стекло — мы видим выход сквозь него, но оно же и отделяет нас от выхода.