Михаил Идов - Кофемолка

В доме 156, слева от будущего кафе, находилась цветочная лавка «Сеньорита Флауэрс» с нарисованной вручную вывеской:

ЛЮБЫЕ СОБЫТИЯ

дни рождения

свадьбы юбилеи

букеты в больницу

похороны

Строгая хронологическая последовательность событий несколько удручала. В кренящемся на север номере 154 был салон гадалки («ЯСНОВИДЕНИЕ, $5»); напротив, как бы насмехаясь над ним, располагался магазин оптики. Последний выглядел более-менее фешенебельно. Он был единственным «новым» заведением в квартале. Все остальные явно предшествовали экономическому возрождению района.

Дом справа от нас, под номером 160, занимал «Элитные меха Зины», меховщик, упомянутый Бертой. Пережиток эпохи, когда портняжное дело правило Нижним Ист-Сайдом, он не выглядел особенно шикарным: слово «элитный», равно как и «знаменитый», в названиях магазинов автоматически опровергает самое себя. В угловом здании, 162, приютились китайский ресторан, предлагавший набор дим-сумм сомнительных слагаемых, и массажный салон, также китайский, чье единственное подношение богам декора состояло из телевизора в витрине. На экране бесконечно повторялись затрепанные кадры маленьких ручек, мнущих необъятную мужскую спину. Прямо через дорогу было еще одно пустое помещение, судя по вывеске, тоже принадлежавшее «Самоцвету». Для нас, впрочем, оно было слишком большим — целый первый этаж дома.

— Вы не показываете нам то место, — сказала Нина Берте. — Оно что, уже сдано?

— Я просто подумала, вы ищете что-то более уютное, — ответила та.

— А его уже сняли? — спросил я. — Мы хотели бы убедиться, что не окажемся через дорогу от «Старбакса» или чего-то подобного.

— Что? Нет, конечно, нет. К нему есть интерес, но для розничной торговли.

«Розничная торговля» — звучало достаточно невинно. Мы развернулись и вошли в дом 158, в темное помещение, пахнущее старой краской и прогорклым маслом.

В предыдущей жизни это место было сосисочной под чрезвычайно неудачным названием «Будка». Хозяева, явно покинувшие его в спешке, оставили за собой грустный ассортимент сувениров. Некоторые из них были потенциально полезны (настольный вентилятор, кассовый аппарат), некоторые необъяснимы (набор бигуди), некоторые абсолютно отвратны. Галлонные банки с маринованным перцем выстроились батареей вдоль задней стены, перемежаясь со жбанами желтого жидкого сыра. Пол был усыпан листочками меню. Я поднял один.

Скорбное это было чтение — сей список мертвых блюд и собачьих каламбуров. Составленная, должно быть, в закатные недели «Будки», эта версия меню полнилась отчаянными рывками в другие кухни и концепции. Там были пирожки со шпинатом, луковый суп-гратен, неловко примостившийся сбоку раздел омлетов.

— Посмотри, — сказала Нина, держа на весу графитовую доску с начертанным цветными мелками «предложением дня». На нем, как тень жителя Хиросимы, сохранилось для историков блюдо, изобретенное хозяевами в последний день работы заведения: «Такса-мотор» («8 сарделек 4 больших напитка $9,99»). Мгновенные реликвии, походя подумал я. Фиаско создает мгновенные реликвии. Я отложил эту мысль на будущее.

Логотип «Будки», приклеенный, нарисованный и проштампованный на каждой поверхности, являл собой несанкционированную подделку под героя древнего мультфильма — бульдога в ошейнике с шипами, который, как я припоминаю, временами попадал под перекрестный огонь Тома и Джерри. Я заглянул в кухонный шкаф и увидел дохлого, иссохшего Джерри.

— Надо будет привести сюда Кацуко, — сказал я.

— Почему?

— Грызуны.

— С точки зрения санитарной инспекции Кацуко сама не лучше.

— Ну что ж. Может, мы просто натрем ею пол.

Берта смотрела на нас с плотоядной ухмылкой. Я осознал, и Нина тоже, что мы говорим об этом месте на языке ремонта и декора — что мы уже, по сути, его берем.

— Ребята, вы ведь не будете здесь готовить на открытом огне, правда? — спросила Берта. Мы покачали головами. — Отлично, меньше расходов на страховку.

В «Будке» не было настоящей кухни, только гриль, который нам вряд ли мог пригодиться, и небольшая ниша — скорее легкое расширение коридора — с раковиной и низким холодильником. Назвать ее даже кухонькой было бы преувеличением. Это была недокухня. Хня. Кухнетка.

— Как хорошо быть рабочим, — воскликнула Нина внезапно и с противоестественным пафосом, — который встает чуть свет… О боже! — Она плыла по будущему кафе, как по авансцене, картинно разворачиваясь каждые три шага. — Не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть просто лошадью, только бы работать. — Не прерывая декламации, Нина трогательно изобразила в лицах и вола и лошадь. — Чем… чем молодой женщиной, которая встает в полдень, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно!