Малькольм Брэдбери - Профессор Криминале

Далее все было в том же духе. Мисс Макэсума из Японии, сменившая прелестное розовое кимоно на не менее прелестное голубое кимоно, почти вовсе не говорила по-английски, но ее собеседник поведал мне, что мисс Макэсума отнюдь не является продолжательницей традиций Мисимы, как я решил вначале, а работает экспертом по долгосрочному экономическому планированию при правительстве Кайфу. Тогда я подкатился к предполагаемому восточно-европейскому диссиденту, хотел поболтать о трудных взаимоотношениях творца с тоталитарным режимом, но он оказался не творцом и не диссидентом, а профессором Ром Румом, министром странных дел (во всяком случае, именно так профессор представился) бывшей Народной республики Слака, только что свергнувшей диктаторский режим генерала Вулкани и угодившей в жесткие объятья свободного рынка. (Кстати, недавно я прочел в газете, что в Слаке приключился новый переворот и мой профессор стал президентом республики.) В общем, писателей в зале я почти не обнаружил. Один из смешливых африканцев, поразивших меня на вокзале своими цветастыми племенными облаченьями, ради торжественного вечера обрядился в белоснежную рубаху не менее внушительного вида. Он, увы, тоже представился министром, только не «странных дел», а юстиции. А йейльские деконструктивисты при ближайшем рассмотрении и вовсе оказались ковбоями из Госдепартамента США.

Но в конце концов набрел я и на писателей. Сначала мне попался литературный редактор из Парижа, задвинутый на теории случайных символов; потом председатель Союза индийских писателей, который немедленно заставил меня подписаться под какой-то петицией; третьим был Нобелевский лауреат из маленькой североафриканской страны, где сей лавроносец, по его собственным словам, был не просто самым знаменитым, но еще и единственным писателем. А дальше пошло-поехало: в дальнем конце зала я углядел своего давнего знакомца Мартина Эмиса, погруженного в беседу с Гюнтером Грассом; вскоре к ним присоединились Сьюзен Сонтаг и Ханс Магнус Энценсбергер. Прочесав зал (Илдико по-прежнему обрабатывала террасу), я окончательно убедился в широкомасштабности и изумительной сбалансированности конгресса. Профессор Монца виртуозно рассчитал идеальную пропорцию Запада и Востока, Европы и Азии, Соединенных Штатов и Океании, а главное — Литературы и Власти. И, как обычно происходит в начале непростого диалога, проблемы не заставили себя ждать. Служители большой политики немедленно скучковались и вели сугубо профессиональные разговоры в кругу посвященных; писатели же общались исключительно с собратьями по цеху и говорили только о литературе. Неудивительно, что устроителям форума понадобился деятель калибра Басло Криминале, чтобы навести мост между двумя столь несхожими берегами.

Я еще раз огляделся по сторонам — Криминале отсутствовал. Тогда, собрав в кулак все свое мужество, я подошел к профессору Монце. «Что стряслось с Криминале?» — спросил я. «Прего, не нада даже упоминатти при мне об этот человекко, — мрачно ответствовал профессор. — Слуги ищут его и тутто и таммо. Сегодня он должен говоритти большой спиччи. Он как примадонна. И миссис Маньо тоже б пропалья. Надеюсь, ее плано не поменяцца. А сейчас скузи, я буду делать объявлементи. Ахтунг, прего! — Монца вскочил на стул и хлопнул в ладоши; гул немного поутих. — Чрезвычайное объявлементо! Оба наши почетных гостья куда-то запропастицца, а шеф-повар больше ждатти не желатто. Пора начинатти ла трапеза! У двери висит плано, где написано, кто где сидитти. Итак, начинаем наш банкетта!»

Все — и великие писатели, и видные политики — ринулись вперед. Несколько минут не совсем приличного замешательства, неизбежного, когда сто человек пытаются протиснуться к маленькому листку бумаги, — и благонравие восторжествовало, гости чинно прошествовали в величественную обеденную залу и расселись по местам. Банкет начинался.

Знаменательный момент настал. Я сидел в прославленном зале Липпо Липпи не менее прославленной виллы Бароло и вкушал трапезу бок о бок с великими. Убранство столовой уже зашкаливало за пределы совершенства: скатерти камчатного полотна, посуда из чистого серебра, венецианское стекло, вспыхивавшее бликами почти столь же ослепительными, как незабвенный костюм отсутствующего Басло Криминале. Я обследовал сопредельные территории. Справа сидела уже знакомая мне японская дама (нагрудная карточка извещала: Тиэко Макэсума, Токио), экономический советник правительства Кайфу. Слева я обнаружил темноволосую немку в ослепительном брючном костюме черной кожи (Козима Брукнер, Брюссель). Сначала я попробовал вступить в контакт с мисс Макэсума, но она лишь изящно подносила пальчик к губам и целомудренно улыбалась. Я вспомнил, что дама незнакома с английским, и перенес свое внимание на левый фланг.