М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

Странное это было семейство. Родня Павла делилась на еврейскую и русскую, и если в еврейской ветви были представлены люди солидные, интересных профессий и с громкими именами, то русская ветвь выходила какая-то корявая: все родственники либо жили по убогим рязанским деревням, где рано или поздно спивались, либо вели бессмысленную жизнь в городе, где спивались так же, но с еще большей вероятностью, попадали в скверные истории с законом. Мать Саши Кузнецова, Марья Ивановна, та, что приходилась родной сестрой Татьяне Ивановне, давно умерла, а дети ее успели полечиться от алкоголизма, отбыть срок за хулиганство и драки, бог весть чем добывали себе пропитание. Про них редко поминали на семейных собраниях у Рихтеров - и что было сказать о них? В детстве Павел насмешил друзей интеллектуальной тети Инны: посреди трагического диссидентского разговора, когда полушепотом были перечислены славные имена узников совести, Павел решил поделиться и своей семейной историей. - А у нас дядю Сашу арестовали, - сказал он. - Хранение нелегальной литературы? - Нет, - серьезно ответил Павел, - драка. - С милицией, да? С гэбэшниками? - Нет, в пивной. В тот вечер тетя Инна спасла положение, поведав вполне пристойный для хорошей семьи перечень бед: расстрелы тридцать седьмого, дело врачей, допросы в семидесятых; друзья понимающе покивали, семейная честь была спасена, но стыд запомнился.

- Кузнецов? - подивился Соломон Моисеевич, брови его поднялись. Удивляюсь, что у Павла может быть общего с этим человеком. Насколько я помню, он был пьяницей и, если не ошибаюсь, воровал. Я прав? - обратился он к жене.

- Как речь идет о моей родне, ты помнишь только плохое! Он у тебя украл что-нибудь?

- Какая разница, - великодушно сказал Соломон Моисеевич и, махнув рукой, отмел в сторону проблемы, даже если таковые имелись.

- А что Мария одолжила нам пятьсот рублей на твою операцию, ты забыл!

- Почему же, отчетливо помню.

- У матери твоей в секретере тысячи лежали, так она не соизволила даже предложить, а Мария из Подольска ночью везла, думала, в электричке ограбят.

- Не надо преувеличивать, - поморщился Рихтер.

- У Саши вся родня поумирала, братика Лешку в ларьке на рынке сожгли. Теперь средь бела дня убивают. Он один остался. Не хватало еще, чтобы мы его забыли.

- Я не возражаю, только недоумеваю, что у моей семьи общего с этим нетрезвым человеком. Вот и все. Мне всегда казалось, у нас несколько иные представления о том, что надлежит делать в жизни.

- Простые люди тебе не интересны, не уродились мы, не можем беседу поддержать.

- В моей семье, - сообщил Соломон Моисеевич присутствующим, выше всего ценилось искусство творческого общения. В нашем доме собирались люди значительные, обменивались идеями.

- Известное дело! В интербригадах хвостом крутить мы умеем, а за картошкой сходить - не дозовешься.

- Посвятить себя, - Соломон Моисеевич укоризненно поглядел на жену, - счастью других людей - не значит крутить хвостом.

- Счастью каких это людей ты себя посвятил? Фаины Борисовны, что ли? Или той забубенной, что нам названивает? Семью по миру пустил - это ничего, это можно. Счастье других людей, тьфу!

Но Рихтер уже не слушал. Он, прикрыв глаза, представлял себе - как и много лет назад, юношей, - покрытые ледяной коркой долины Гвадалахары, стальной ветер, хлещущий по республиканским позициям, бойцов батальона имени Гарибальди, принявших на себя самый страшный удар. Они лежат, укрывшись шинелями, в окопе и ждут третьего, окончательного штурма. От Гвадалахары зависит сегодня - сомкнется ли кольцо вокруг Мадрида. Вот развернулся фланг атакующих - это идет знаменитый фашистский эскадрон «Черное пламя», они прибыли из Италии, от дуче; они идут на окопы со штыками наперевес. Вот они побежали - сейчас их волна накроет окоп. Теперь пора. Теперь надо стрелять. No pasaran.

Елена Михайловна смотрела, сощурившись, на родителей покойного мужа, их несходство было очевидно любому.

- И ты против меня? - ревниво осведомилась Татьяна Ивановна. - Нет моего сына, заступиться некому. Совсем я здесь лишняя.

Татьяна Ивановна способна была долго обсуждать свою обиду - в этом отношении дед с бабкой были похожи, - но явились гости.

Соломон Моисеевич оживился и каждого гостя встретил особым разговором.

- Кем хочешь быть, когда вырастешь? - осведомился он у мальчика Антона. По обыкновению, Рихтер спрашивал о главном.

- Историком, - сказал мальчик