М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- В христианских книгах пишут про неслиянную нераздельность, сказала Лиза; ей не случалось еще говорить запросто с людьми знаменитыми, приятно было сознавать, что теперь в ее семье есть знаменитые люди.

- Нераздельность, да, - Рихтер не особенно любил, когда его перебивали, но к реплике отнесся благосклонно, - именно так. - Затем он обратил более пристальное внимание на Лизины слова и обнаружил в них изъян. - Так вы верующая? Хм. И во что же вы верите?

- Зачем сливать неслиянное, - устало заметила Елена Михайловна, для чего?

- Вот именно! - встряла в дискуссию Татьяна Ивановна. - Сливай, не сливай - толку никакого: все равно будет врозь. Жена на кухне полы драит, а муж с книжкой в кресле отдыхает. Молодым я такой жизни не пожелаю.

- Для меня жить, - сказал Соломон Моисеевич, прихлебывая чай, - значит философствовать, размышлять.

- Что ж ты о жене никогда не размышлял?

- Мне казалось, я размышлял достаточно, - сказал Соломон Моисеевич уязвленно, - более чем достаточно.

- Верно, больше тебе не выдержать. «Соломон должен заниматься наукой!» - передразнила Татьяна Ивановна чей-то голос. - Сколько о жене думать можно? Пальто зимнего ни разу не купил. На дворе минус тридцать, а жена в плаще бегает по сугробам. Что ее жалеть! От Танечки не убудет.

- Разве я не покупал пальто? А то, с каракулевым воротником, которое тебе мама отдала? Превосходное теплое пальто.

- Твоя мать мне пальто отдала? Много мне в твоей семье дали! Да как у тебя язык поворачивается? Проносила сама двадцать лет - а как прохудилось во всех местах, невестке кинула. Носи, Таня, все равно выбрасывать.

- Это испанское пальто, - возвысил голос Соломон Моисеевич, - теплое и хорошее! Ему цены нет. Его подарил матери генерал Малиновский на испанском фронте. Она отдала его тебе в знак любви. - Соломон Моисеевич рассеянно отставил прочь чашку с чаем и, не донеся чашку до стола, разжал пальцы. Лиза успела чашку подхватить. - Да, превосходное пальто. Из шерсти горных лам. Им можно было укрываться в долине Гвадалахары в холодные ночи. Там было очень холодно в ту осень; мама рассказывала, что был настоящий мороз. Подростком, - Соломон Моисеевич углубился в воспоминания и посмотрел на Павла и Лизу мечтательным взглядом, - подростком я любил укрыться испанским пальто с головой. Я воображал себя в горах, республиканским солдатом.

- Много она была в горах, твоя мать! Сидела в штабе, печати ставила. Далеко бы она в горы ушла на каблучках! И зачем ей укрываться пальто - у них с Малиновским белье было генеральское, шелковое.

- Не смей трогать мою мать! Что ты знаешь про нее! - день казался безнадежно испорченным. К чему, к чему эти скандалы?

- Что нужно, все знаю! Спала с Малиновским! Полковая жена! Мужа в Москве арестовали - и наплевать, сына в интернат сдала - ничего, выживет, а сама по Испаниям воюет!

- Ничего, ничего ты не поняла!

- А не так было? Она о ком-нибудь, кроме себя, думала, твоя мать?

- Она всегда думала о других, всегда!

- О ком же это, интересно? О ком?

- Мама помогала товарищам по партии, - торжественно сказал Соломон Моисеевич. - Она жила для других. К ней приезжали люди за помощью, и она шла в Верховный Совет хлопотать. Например, она выхлопотала квартиру Стремовским, был такой киевский художник-оформитель. Интересный человек. Мама не разделяла жизнь на частную и общественную. Она никогда не жила для себя. Ты ничего не поняла, Таня.

- Еще как поняла! А что не поняла - так объяснили, не забудешь! Черная кость, крестьянка, не вам, профессорам, чета. Все мое - ничего не значит, все ваше - оно для человечества нужное. Таня - в шесть утра вставай и топай на работу, а Соломон - в десять изволит встать, кофий пьет с газетой, о мировой революции рассуждает с мамой.

- Я всегда ложусь в четыре часа утра, - тонким голосом воскликнул Соломон Моисеевич, - я до четырех за столом сижу!

- А почему ты до четырех часов утра за столом, а не с молодой женой в постели?! - разговор свернул туда, куда его не собирался заворачивать никто, ни Рихтер, ни Татьяна Ивановна - и особенно в такой день. Она остановилась. - Так кого, стало быть, в гости ждете? - сказала она.

Мать Павла стала перечислять родственников.

- Антон придет, младший брат Лизы, милый мальчик. Инночка уже здесь, - это была православная тетка Павла, племянница Соломона Моисеевича, - и Саша Кузнецов придет. Не могли же мы его не позвать? - Саша Кузнецов, алкоголик, работавший грузчиком на Белорусском вокзале, приходился племянником Татьяне Ивановне.