Струев, слушая Гузкина, не испытал стыда ни перед кем из друзей и близких, поскольку испытывать стыд давно не умел. Из чувств, отдаленно напоминающих стыд, он испытывал иногда раздражение, вот и сейчас он почувствовал раздражение, что не предупредил ту безымянную супружескую пару в самолете (он даже не спросил, как их зовут), что доверять кипрским банкам нельзя. Он слушал Гузкина и думал о том, что надо было сказать попутчикам: берите скорее свои припрятанные гроши и бегите! Бегите! У вас непременно все отнимут. Если не русские чиновники, которые прознают да отберут, то директора вашего кипрского банка - найдут возможность обжулить. Не те, так эти - но объегорят вас. Бегите из этих офшоров, бегите от ваших ловких советчиков. Бегите оттуда - это все нарочно выдумали для таких простаков, как вы! Вот что надо было им сказать, думал Струев. А куда им бежать? И куда деть эти несчастные деньги, что они прикопали на Кипре? На что употребить? Расчистить сквер на 3-м Михалковском, добиться, чтобы помойку убрали? Даже это у них не получится.
Приход Оскара Штрассера прервал беседу друзей. Оскар, истый ротарианец, приезжая в Париж, останавливался в своем клубе; путь до квартала Марэ он проделал пешком. На Пляс де Вож он встретил трех дам, которым обещал показать парижские мастерские и вошел к Гузкину сопровождаемый крепким ароматом духов.
- Как благодарить вас, Оскар, - сказал Гриша, - при вашей занятости нашли время, - Гриша говорил, надеясь разбудить в Струеве благодарность: вот важный человек, проделавший дальний путь ради тебя; скажи спасибо.
- Какие пустяки. И, кстати, я давно обещал поход в вашу мастерскую.
Лаванда Балабос, Белла Левкоева и Алина Багратион выступили вперед, и экзотические ароматы наполнили парижскую квартиру. Что говорить, и Клавдия де Портебаль, графиня Тулузская, и Сара Малатеста, урожденная Ротшильд, пользовались дорогими духами, и Гришу Гузкина трудно было озадачить запахом. Иной человек и за всю свою жизнь не вынюхивал такого разнообразия ароматов, какие Грише приходилось нюхать ежедневно - один букет в парке Монсо, совсем иной в Сен-Жерменском предместье. Однако такого ему нюхать еще не приходилось: сад тропических цветов расцвел в квартале Марэ. Тревожный ветер, поднятый Струевым, стих, наступила блаженная тишина, Гриша повел носом, точно охотничий пес: многообещающий запах! Лаванда Балабос шевельнула плечом, поправила прическу, перед Гришиными глазами проплыл браслет невиданной величины; художник проводил его внимательными глазами. Интересно, что ценнее - браслеты Клавдии или этот? Необыкновенная вещь. Что это? Сапфиры в окружении рубинов? Кажется, так Белла Левкоева показала художнику свой исключительный профиль, в ушах ее качнулись алмазы. Алина Багратион улыбнулась искусственными зубами, но блеск жемчугов не давал сосредоточиться на улыбке.
- Девушки зашли на минуту, - сказал Оскар, - прилетели поглядеть дефиле Ямамото и завтра вылетают на Сардинию. Но поскольку каждая из них имеет в Москве свой музей (вы, русские, жаловались, что у вас нет музея современного искусства, теперь сразу три будет!), я решил вас представить. Гриша Гузкин, пояснил Оскар дамам, - крупнейший русский художник. Гордость России.
- Значит, он будет в моей галерее, - рассмеялась ослепительная Белла, - Гриша, я вас беру! Сколько вы стоите? Видите, какая я деловая?
- Мы теперь такие практичные, - смеялась Лаванда.
- Гриша, я привыкла решать все сразу!
- Я тоже хочу Гришу! - воскликнула Лаванда. - Гриша, вы обязаны приехать к нам с Ефремом. Он обожает искусство.
- Моему - все равно, - сказала Белла задорно, - но он покупает все, что я скажу.
- Ефрем обожает искусство, - повторила очаровательная Лаванда. Он собрал вокруг себя сливки интеллигенции! Так вы приедете, Гриша?
- А Шайзенштейн к вам ходит? - спросила ревнивая Белла.
- Он лучший друг Ефрема, разве не помнишь, Беллочка? Когда персиковый лес сажали, он с лопатой фотографировался. О, я его обожаю. Просто обожаю.
- А Солженицын, - спросила Белла, - Лавандочка, у вас бывает Солженицын?
- Беллочка, я напомню Ефрему, чтобы позвал Солженицына на эту среду. Мы собирались его позвать на той неделе - и улетели в Лондон на аукцион. Неудобно, до чего неудобно перед Сашенькой. Боже, что за жизнь!
- Это бесконечный стресс.
- Я отдыхаю только в самолете.
- Я всегда обещаю себе неделю отдыха - но где ее взять?
- Да, где?
- Вот именно, где взять? Этот страшный график!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу