- Придется ждать. Это вам не Союз советских художников, где деньги ничего не стоили. Трудимся в рамках открытого общества, - Поставец жестом пригласил оглядеть размах предприятия: выставку Ле Жикизду, пляшущего человечка, экран телевизора. В телевизоре бритоголовые люди закончили отпиливание головы, запихнули ее в мешок. Кровавая лужа осталась на месте работы.
- А ратификация соглашений? - сказал Дутов и сам испугался своего напора.
- Пятьдесят процентов. Без бабок не уйдем, - сказал Пинкисевич. Так же твердо разговаривают отказники с кумом на зоне, - и спасибо скажи, что не семьдесят. Ле Жикизду небось семьдесят ломит, и ты не вякаешь. Своего брата легче дурить, так что ли?
Осип Стремовский не сказал ничего: человек осмотрительный, он всегда ждал, как события повернутся. Если деньги в принципе существуют, в конце концов их можно взять, но возьмет их тот, кто умеет ждать.
Поставец потер руки, улыбнулся, облизнулся.
- Пятьдесят процентов? - спросил он. - А в каталог сколько вбухано? А транспорт кто оплачивал? А реклама? Сколько я за полосу в «Бизнесмене» заплатил? «Дверь в Европу» объявление о выставке дала, помнишь? Еще пятьсот баксов. А гонорар Свистоплясовой за вступительную статью? Знаешь, сколько она берет? Тебе дай, Свистоплясовой дай, Баринову дай, всем дай. Я деньги не печатаю. Фотографии кто заказывал? Билеты в Париж тебе кто покупал?
Поставец умел говорить с кредиторами. Человеку надо дать понять, что он живет в сложном обществе, связанном взаимными обязательствами. Его очередь на получение благ не дошла - только и всего. Фотографу денег не платили, потому что все ушло на гонорары художникам. Шофер грузовика, возивший картины, пятый месяц приходил к железной двери, и охрана гнала его прочь. Свистоплясова обиделась и Поставцу звонить перестала.
- Сколько можешь заплати, - сказал Дутов примирительно. - В Париже такие цены на авангард. Интеллигибельные. Небось заработал на нас.
- Ждать надо.
- Не заплатишь, значит?
- А заплатить придется, - вмешалась в разговор Роза Кранц. Она, слушая, наливалась краской и все более выпучивала глаза, - заплатить придется! Там и мои деньги, между прочим, есть.
- Где твои деньги?
- А в фондах, которые ты скушал.
- Какие они твои? Где они были, твои деньги?
- А не надо! Кто спонсорские у Балабоса выбивал? У него поди вытяни! За фандрайзинг плати!
Фандрайзингом, на западный манер, отечественные культурные деятели называли встречи с сентиментальными банкирами: надо было напроситься на обед в ресторан и в перерывах между блюдами убедить богачей дать денег на очередной перформанс. Культурные деятели говорили так: вот вы, вашество, денег дадите, а потом скажете в Берлине (Бонне, Лозанне, Орлеане): помогаю искусству, Стремовского поддерживаю. А что, спрашивал банкир, жуя котлету, они там знают Стремовского? В этом месте диалога полагалось закатить глаза и сказать: О! Знают ли? О! Некоторые богачи деньги давали - этими деньгами полагалось делиться.
- Много он дал, твой Балабос!
- Сто штук дал!
- Не дал он сто штук!
- Как это не дал, при мне платежку выписывали!
- А деньги не пришли!
- Как это не пришли, когда пришли!
- Пришли, но мало.
- Сто штук тебе мало! Там и мои были!
- Где я их возьму? Кончились деньги!
- Сто штук! Сто штук! Мало ему!
- Мало! Не хватило ни хуя! - Поставец даже привстал, так он разволновался; дурное наследие советского министерства сказалось в его речи - в минуты волнения речь делалась нецензурной. - Шприц из-за границы еще сто штук перевел, и то не хватило!
- Да плевала я на твоего Шприца!
- Плевала, говоришь? А он в Гугенхайме каталог издал! А свое имя ты на гугенхаймовском каталоге тиснула! Не забыла! А башлял на каталог кто?! Кто башлял на твой каталог, я спрашиваю?
- Какой он мой, если там твои художники!
- А зачем на первую страницу лезешь? Хоть спасибо скажи! Хуй дождешься!
- Шприц наворовал много! Хуй ли ему не отстегнуть на каталог? - в устах Розы Кранц непарламентарные выражения звучали странно. Глаза Розы выкатились из орбит, цвет щек спорил с карминными колготками.
- Хуй ли не отстегнуть на каталог?! - осведомился Поставец саркастически. - Ты Балабоса спроси: какого хуя он нам так мало дал, что ни хуя не хватило!
- На хуя мне с Балабосом разговаривать, если ты бабки должен? - волнение Розы Кранц достигло апогея, и, казалось, разрешить эту некрасивую ситуацию уже невозможно. Случается в жизни так, что эмоции сметают реальность. Смотришь: где была интеллигентная женщина с несколько выпученными глазами? Уж не эта ли фурия? А фурия продолжала кричать: - Свистоплясовой гонорары идут! А мне что? Мне - хуй?!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу